Научно-методический сборник "Вера. Культура. Образование. Цивилизационный выбор России". Выпуск 4

Печальное проявление постмодернизма
в управлении культурой

Человеческое стремление уважать государство совершенно естественно, как естественно, например, уважать отца в семье. Конечно же, это уважение должно на чем-то базироваться, на что-то опираться и вырастать естественным, а не принудительным путем.

Культура долго находилась на обочине. Первый с советских времен Госсовет по вопросам культуры состоялся только в конце 2003 года. Прошло, как говорит русская сказка, тридцать лет и три года… Практически все выступавшие (чиновники высоких рангов, губернаторы, представители интеллектуальной элиты) полагали, что воля государства в области культуры недостаточно ощутима, как и нет отчетливой государственной культурной стратегии, о чем можно судить по тем произведениям искусства и культуры, которые выдвигаются на Государственную премию. Среди как выдвигаемых, так и получающих премию, много имен случайных, малоизвестных, а произведений – не просто незначительных, но и эстетически уродливых. Государственная премия – это прямое выражение культурной воли. Следовательно, отмечаться премией должны произведения, имеющие общенациональный, народный статус; произведения, заключающие в себе дух вечности, а не модные и случайные тенденции. Сегодня ситуация несколько изменилась. Но настолько ли она изменилась, чтобы мы могли быть спокойными за судьбы культуры, полагая, что культурный механизм работает исправно?

Сразу же после Госсовета «Литературная газета» провела круглый стол с приглашением министра культуры. В 2004 году Министерство культуры РФ было реорганизовано: бывший министр культуры М. Е. Швыдкой стал руководителем Федерального агентства по культуре и кинематографии (с 2000 года по 2004 М. Е. Швыдкой был министром, а с 2004 по 2008 – руководителем агентства, у которого были все финансовые средства). В это же время (2004 г.) министром культуры и массовых коммуникаций стал интеллигентнейший Александр Сергеевич Соколов, имевший отменное образование, консерваторский культурный уровень и… не имеющий никаких денег.

Годы управления культурой Швыдким были весьма специфическими: его крылатые фразы типа «жить стало лучше – жить стало веселей», «русский язык невозможен без мата», «русский фашизм хуже немецкого» или – в «любой стране одна культура пластмассовая, космополитическая, глобалистская, другая – национальная», – все эти речевки не просто говорились, но за ними стояла культурная реальность. А реальность такова: к 2005 году 98 процентов учреждений культуры (119 тысяч единиц) отнесли к муниципальному ведению, а в ведении субъектов Российской Федерации осталось 1,8 процента учреждений, а в ведении федеральных органов – 0,2 процента. Как следствие такого перераспределения – число клубов в стране сократилось на 23 процента, сеть библиотек уменьшилась на 10 процентов и сокращалась далее, сельских киноустановок на 75 процентов, 2/3 сельских населенных пунктов (это 105 тысяч) остаются вообще без каких-либо очагов культуры. Напомню, что 90 процентов авторов – носителей культуры – в XX веке родилось в селах и деревнях. Цифры взяты непосредственно из доклада министра культуры М. Е. Швыдкого.

В означенные годы совершенно странно распределялось финансирование: поддерживалось все, что связано с акционным, постмодернистским искусством, так называемым «актуальным»; поддерживались экспериментальные направления в театре, поддерживались фестивали типа «NET», поддерживались пьесы так называемой «новой драмы», где герои говорили исключительно матом. Выросло огромное количество деятелей, которые не имеют никакого представления о национальной культуре, но которые полагают себя «элитой». «Элитой», совершенно не связанной с собственной страной.

Приведу только один пример – назову только одно имя. Но их уже довольно много (и провинция, к сожалению, научена тому, что нужно подражать таким вот «новаторам», чтобы быть замеченными в столичной тусовке). Это режиссер К. Серебренников: два года назад Серебренников становится руководителем театра имени Гоголя и делает из него «Гоголь-центр».

Постановки Серебренникова (в 3-х из них участвуют или участвовали реальные дети, а еще в 2-х использовался образ ребенка):

– «Пластилин». Пьеса о мальчике 14-ти лет, изнасилованном матерью и двумя взрослыми мужиками. В пьесе был задействован на роль несовершеннолетний. Постановка вроде бы не об этом, но образ изнасилованного мальчика есть.

– «Господа Головлёвы». Трое мужчин снимают штаны, изображая детей, и стоят, показывая в зал голые задницы.

– «Человек-подушка». В постановке участвует несовершеннолетний ребенок, «облитый» кровью. Главный герой его периодически обнимает. Разговор об искусстве пыточных, замученных электродрелью детей, тазиков с кровью и освежеванных туш.

– «Золотой Петушок». С использованием карикатур икон, узнаваемого подчеркнуто-карикатурного образа Патриарха, карикатура на нашу государственную символику «Герб-курица». Золотой полураздетый «петушок-мальчик».

– «Антоний и Клеопатра» – сцены секса использованы в сценографии спектакля, в конце спектакля действо переходит в Бесланскую школу.

– «Откровенные полароидные снимки» – о любви двух геев, мертвого и живого.

– «Голая пионерка». По пьесе о девочке-пионерке, которая пошла на войну заниматься проституцией для поддержания духа солдат.

Думаю, что этого достаточно. И такого «продукта» было очень много и существовал он на государственные деньги.

В Киеве ведь тоже все начиналось с современного искусства. С голых феминисток, а закончилось майданом…

Именно они, современные деятели, создающие отвратительный культурный продукт, стали возможны в результате определенной госполитики, проводимой министерствами и проводимой сознательно. Они, действительно, успели построить свои законодательные и управленческие бастионы.

Министр культуры Швыдкой продвигал проект Международных биеннале – на них тратились и тратятся до сих пор миллионы долларов. А эту самую первую биеннале предварил статьей, где нашему народу было указано следующее: «Вот, мол, Гитлер не понимал абстрактное новое искусство, преследовал его, а потому если вдруг наш народ не примет экспериментов биеннале, то он проявит фашизм!» Подмена? Да, подмена… Но увы, действенная, особенно если это говорится министром культуры. Многие стали побаиваться говорить что-то против современного искусства…

Вообще эта поддержка первой международной биеннале выглядела так, как если бы государь император выделял деньги на эротические и порностишки С. Баркова, и печатал их за счет государственной казны… Тогда такое было невозможно. Сейчас – возможно и я бы сказала общераспространенно.

Все эти годы поддерживалось огромное количество иностранных акционистов – и тоже на наши деньги. Крупнейшим менеджером в культуре был и остается М. Гельман. Его скандальный проект в Перми финансировался из госкармана, а несколько лет назад появился проект ДНК – дома новой культуры, который с огромным трудом часть нашей культурной национальной элиты попыталась и развернула в другую сторону, а не в ту, что была задумана – а задуманы были Дома культуры «для меньшинств», в которых модернистского космополитического типа акционисты свой отвратительный кислотный продукт выдавали бы за искусство.

Безусловно, государство должно поддерживать культуру. И оно поддерживает. Но не менее важен вопрос – что именно и кого именно оно поддерживает?

Как работали последние десятилетия общественно-культурные механизмы?

Государство как социальный институт было скомпрометировано: будто бы за грехи тоталитаризма. Система управления культурой должна была выйти из административных методов управления. Ясно, что все это миф, с помощью которого тоже происходило управление культурой. Этот миф о государстве Левиафане позволил брать деньги из госкармана на то, что обращено было против самого же государства, против народа, против национально мыслящей интеллигенции. Последняя была также скомпрометирована и представлена исключительно в маргинальном контексте.

Вместе с тем до сих пор жива постмодернистская концепция управления культурой: государство не имеет права вмешиваться во внутренние дела культуры, не имеет права посягать на права свободного художника. Но при этом государству милостиво разрешали усиленно финансировать этого самого свободного от норм этики и эстетики художника.

Однако именно русская интеллектуальная элита, честные художники, не освободившие себя от высокого культурного статуса, все эти годы полагали, что отношения у государства и культуры должны быть иными.

Да, государство должно культуре, да, у него есть обязанности по отношению к ней, но в таком случае у него должна быть определенная государственная культурная политика и государственная культурная воля. Именно сегодня наступил переломный момент в культуре: впервые за десятилетия подготовлен Проект по Государственной культурной политике и широко обсуждается. К тому же подготовлен Закон о культуре, обсуждение которого должно быть еще более тщательным. И тот, и другой на долгие годы определят культурную стратегию. И тот, и другой определят и тенденции, которые будут доминировать в культуре. Но прежде чем мы поговорим об этих двух проектах, я бы вернулась вновь к проблеме «государство и культура». Ведь критики названных проектов как раз пытаются вновь и вновь лишить государство культурной воли. Снова вытаскивают из шкафа скелет тоталитаризма, замызгнный ими же до неприличия.

В царской России заботились о статусе культуры

Высокий общественный статус культуры – это совсем не исключительное достижение советского периода, как долгие годы нам пытались внушать. Никакой великой культуры у нас никогда бы не было без государственного ресурса. Вспомним о высоком общественном статусе литературы в век Екатерины, в царствование Николая I. В XVIII столетии не только сами литераторы, но и правительство понимали, что русская литература должна достигнуть уровня европейской. В XVIII столетии, например, была практически переведена вся античная классика, к тому же создана своя, отечественная классическая система жанров. Тут тебе и трагедия с комедией, и проза, и поэма с одой. Именно в тот блестящий век Екатерины уже всем было ясно то, что неясно сейчас: подлинное культурное строительство требует больших затрат. В культуру были вложены огромные деньги, кроме того, инициатива освоения европейской культуры и создание своей исходила именно от правительства, то есть была «инициативой сверху». Это императрица платила жалованье Семену Баркову за переводы Горация (он ведь отнюдь не только эротические стишки писал!), она же финансировала (как сейчас говорят) в течение семнадцати лет труд Василия Петрова по переводу «Энеиды» Вергилия. А неродовитый, добродушный поэт Костров получал за свои переводы от университета 1500 рублей в год, что по тем временам было немало (см. Н. Калягин. Чтения о русской поэзии. Журнал «Москва», 2000 г.). Да что и говорить – царское правительство открывало университеты, академии наук и художеств, учебные заведения, периодические издания, совершенно безвозмездно тратило деньги на культуру. Не с тех ли самых пор у нас поселилась уверенность, что правительство отвечает не только за «уровень жизни» народа, но и ответственно за его культурный статус, что государство не должно быть врагом просвещения?

Вообще культурное служение в России именно с XVIII века оформилось именно как служение и было подчинено дворянскому долгу, служению Отечеству и царю. Кроме того, культурное служение было как бы вторично по отношению к ним, из них вытекало. Отсюда и «пафос доверия к власти, пафос служения, верности, культ чести, культ ранга» (Н. Калягин). Все крупно. Все явно. Писателя, поэта вдохновляет только значительное – Бог, Россия, русские цари, наша воинская слава. Не случайно того же Державина Гоголь позже назовет «певцом величия».

Читая о XVIII или XX веке, очень остро чувствуешь, как связаны между собой, как соотносимы масштабы государственных и масштабы культурных задач. Государство как бы требует, занимается «искусственной возгонкой своих Расинов, Вергилиев, Софоклов» (Н. Калягин), а в советское время – своих «штатных классиков». Понятно, что искусственность, механичность в культуре – не лучший способ ее возрастания, но все дело в том, что сама установка на возрастание оборачивается качественными, талантливыми явлениями. К тому же стоит признать, что официальный торжественный патриотизм в культуре (официальная культура) существовал всегда. Вспомним знаменитую триаду министра просвещения графа Уварова – «Православие. Самодержавие. Народность», которая стала стержневой для духовного движения русской культуры ее золотого века – XIX. Официальная формула? Да. Но эта «формула» чеканно и верно вобрала в себя всю нашу самобытность, как и отразила всю нашу идеальную «программу», в рамках которой подлинная русская культура живет до сих пор. «Духовность, государственность, народность» – неужели они уж так непригодны нам? Неужели нынешнее государство не способно положить их бодрость, глубину и правду в основание своего культурного строительства?

Наверное, если бы мы произвели опрос, то большинство нашего народа именно на власть страны возложило свое ожидание правильных культурных поступков. Вся история культуры говорит нам об одном – гарантировать некоммерческий статус культуры может только государство, способное защитить достойное и «окоротить незаконные притязания рынка на духовную власть в обществе» (А. Панарин). И тут совсем не «тоталитарное рабство» и не «советская привычка» дает себя знать. Несмотря на то, что арена культуры захвачена исключительно себялюбивыми профессионалами, а вокруг Президента Российской Федерации мелькают одни и те же лица «культурной элиты», которые далеко не всегда соотносят свою деятельность с идеалами и убеждениями всего народа, а точнее сказать – вообще не соотносят…

Вера в возможность вернуть государству, власти и культуре достойный статус в народе остается.

Закону стоимости должен противостоять закон ценности

Именно государство, создавая условия для жизни и развития национальной культуры (саму культуру оно создать не может), и способствовало тому, что родилось такое чудо света, как русская классическая культура. Да, она очень сложна, да с точки зрения рынка, она перегружена страшными излишествами, невероятными избыточностями. Ну, так что же? Если мы откажемся от нее, то останемся с «Детьми Розенталя» в Большом театре. С выставками «Осторожно, религия!» или «Черная икона», с феминисткой антикультурой и прочим международным хламом. Эти образчики не страдают никакими высокими художественными и мыслительными достоинствами. Они не нагружают нашего соотечественника никаким желанием понять мир и себя! Они не помешают никаким планам превращения народа в «элемент» глобального общества, смирившегося со своей социальной и культурной рабской судьбой.

Мы все должны помнить каждую минуту: можно иметь политический суверенитет и не иметь суверенитета духовного! И мы подошли к краю, и тогда началось некоторое движение. Тогда и возникла необходимость создать основы государственной культурной политики. Мы, я надеюсь, сможем удержаться и не сделать этого последнего шага в бездну. И это зависит от каждого из нас. Повторяю – каждого. Я думаю, что все понимают, что духовный суверенитет потерять страшнее – его труднее восстановить, так как культура живет только в человеке, в глубинах его личности!

Как самосохранение народа есть высшая цель государства, так и сохранение, удержание человека в спасительной, защитной, культурной оболочке ради его высокого человеческого образа – высшая цель культуры. И не стоит играть в спекулятивные игры, что если речь идет о государстве, то такой разговор сразу же напрочь «подавляет личность». Ведь чем выше культурный статус личности, тем больше в ней сил и крепости противостоять девиантности (отклонениям) в любой области: хоть в нравственной, хоть в государственной. Первейшая задача государства и культуры сегодня – вернуть народ и каждого человека в созидательное состояние.

Закону стоимости должен противостоять закон ценности – такова и только такова может быть культурная стратегия государства, если государство мыслит в будущем себя суверенно (А. Панарин).

Исторический переломный момент в культуре

«Основы государственной культурной политики» (ОГКП) были разработаны в администрации Президента РФ под руководством Владимира Толстого, советника Президента. Прочитаем этот документ: «Россия – государство, создавшее великую культуру. На протяжении всей российской истории именно культура сосредотачивала и передавала новым поколениям духовный опыт нации, обеспечивала единство многонационального народа России, во многом определяла влияние России в мире. Сегодня в условиях обострения глобальной идейно-информационной конкуренции и не в полной мере преодоленных последствий национальных катастроф XX века – это свойство российской культуры становится определяющим для будущего страны».

Какая культура в нашей России великая? Великая чукотская культура? Великая дагестанская культура? Великая якутская культура?

Есть одна великая культура, известная всем миру – русская. При этом человек любого этноса, может быть наследником русской культуры («нация» – более сложное и объемное понятие, чем «этнос»; я придерживаюсь той концепции, что Россия – мононациональное государство, но при этом полиэтническое). Но почему так скромно мы обходим стороной и не допускаем в важный документ понятие русская культура, ясное и понятное всем в России и всем в мире?

В том-то и дело, что величия русской культуры и ее богатства хватит на всех – и величие и сила русской культуры не есть укор и упрек в некоей недостаточности других культур. Каждая культура для своего народа великая, но вот силой объединения обладает далеко не каждая. Так что никакой особой гордости от величия русской культуры у русских нет – скорее есть повышенное чувство долга и многие обязанности, терпеливая пластичность и щедрое отношение ко всем культурам России.

Русская культура как концептуальное понятие появляется на второй странице: «Природа русской культуры, обеспечивающей единство многонационального народа России на основе сохранения культурной и национальной самобытности всех народов страны, делает необходимым отражение в государственной культурной политике культурного своеобразия каждого региона страны, каждого народа или этноса». Русская культура и русский язык как раз и придают нашей стране единство (в том числе и политическое).

Раздел II. «Цель, содержание и принципы государственной культурной политики».  Позволяет нам поставить проблему духовного суверенитета – есть он у нас или нет?

Документ – требование к жизни. Но реальности жизни в нем, увы, недостаточно. Читаем: «Государственная культурная политика должна строиться на следующих принципах:

– влияние культуры на все аспекты политики государства и сферы жизни общества;

– понимание культуры России как неотъемлемой части мировой культуры;

– приоритет права общества на сохранение материального и нематериального культурного наследия России перед имущественными интересами физических и юридических лиц;

– сочетание универсальности цели государственной культурной политики и уникальности субъектов и объектов культурной деятельности;

– территориальное и социальное равенство граждан при реализации права на доступ к культурным ценностям и участие в культурной деятельности;

– преобладание качественных показателей при оценке эффективности достижения целей государственной культурной политики».

Все замечательно, но как раз тут ничто не отражает главный принцип, который уже многие века плодотворно живет и работает в культуре нашей страны: русские как большинство смогли реально воплотить в жизнь и доказать скрепляющее единство именно русской культуры. И не нужно это «скромно» не замечать.

Раздел III посвящен «Стратегическим задачам государственной культурной политики», сохранению наследия и защите русского языка в том числе. Положение о русском языке очень важное, но нет фиксации того, кто является носителем русского языка. Естественно, русский народ, но сейчас, при новых концепциях языкового сепаратизма, об этом почему-то стало принято «тактично» молчать.

Основная законодательная база в области культуры была сформирована в начале 90-х годов, когда культура была отнесена в область услуг и состояла в перечне услуг рядом с прачечными, похоронными бюро и почтовыми услугами.

Мне представляется принципиально важным, что новый наш документ «Об основах государственной культурной политики», по сути, впервые начинает спор с 90-ми годами, отвечая тем самым на реальные потребности и проблемы нашей культурной жизни.

Самое сложное отношение к себе вызывают те позиции документа, в которых называется «современное искусство»: «Наряду с традиционными институтами культурной деятельности сегодня постоянно возникают совершенно новые формы как самой культурной деятельности, так и ее организации. Культура по своей природе развивается путем создания новых художественных форм, нового содержания. В момент создания их общественная оценка, как правило, противоречива, но сам факт художественного новаторства, поиска и эксперимента должен быть доступен вниманию общества…». Я бы здесь добавила: да, доступен вниманию общества, если такое новаторство не содержит… и далее желательно было бы дать те «табу», которые только и делают культуру культурой – даже и ультрасовременную. К сожалению, в документе вообще нет культурной нормы: ведь помимо государства, «табу» которого страшно боятся «современные художники» и считают цензурой, есть норма традиции, есть христианские заповеди (декалог), есть нормы культуры. Современное искусство часто использует шок, грубое навязывание себя, разрушение всякой границы между добром и злом. Таким образом, я вижу тут проблему: защита прав новаторов и экспериментатора прописана, но право защищать классику тоже должно быть. Ведь классику русскую сегодня так интерпретируют, что хоть святых выноси… Классика и традиция как фундаментальные основы культуры практически отсутствуют в данном документе.

Основы государственной культурной политики вызвали у «креативного класса», принадлежащего к творческому слою общества, резкую критику: так, театральный деятель П. Руднев увидел в обществе «реальный, явственный страх перед надвигающейся цензурой, перед, возможно, репрессивной государственной культурной политикой, (которая – К .К.) заставляет одних художников резко радикализироваться, ходить по лезвию бритвы, уходить в контркультуру; а других – закрываться в тисках превентивной самоцензуры, боязни сделать неосторожный, рискованный шаг. Агрессивная атака государственной машины на театр вновь ставит вопрос о недостатках неменяющихся взаимоотношений государства и искусства». Они кричат «караул» заранее, хотя никто ничего еще нигде не запретил, не снял, не закрыл, но государство только пытается договориться с обществом, с тем самым гражданским обществом, которого так жаждали наши новаторы. Но этот «договор о намерениях» уже вызывает массу протеста и априорного желания даже не обсуждать эту тему. Перед нами как раз образчик мнения тех, кто привык брать государственные деньги и ни за что не отвечать, не иметь в себе государственного чувства. Но это – уже другая тема.

Капитолина Антоновна Кокшенева 

руководитель Центра государственной культурной политики ФГБНИУ «Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия им. Д. С. Лихачева», член экспертной группы по обеспечению безопасности развития семьи и детства Координационного совета по духовно-нравственному воспитанию детей и молодежи при Правительстве Калужской области, кандидат искусствоведения, доктор филологических наук, г. Москва