Газета "Вестник" №30-2012

Продолжение. Начало в № №28,29.

Приняли они молодого  священника не сразу, сначала не доверяли. Боялись, что сбежит. Спорили, когда пытался говорить о неосуждении, о духовной жизни.

- Вот батюшка Николай, он был старцем! А ты совсем молоденький! Внучок ты наш! Мы ведь жизнь прожили, мы все сами знам. Какая такая духовная борьба?! Нет, мы уж старенькие... Осуждали? Не... Это мы и не осуждали вовсе, это мы так - покалякали между собой...

И они спорили с ним, не слушались, а он был хоть и молодой, но священник. Он говорил о духовном, а они смеялись, перечили, вредничали.

Пару раз они его так доводили,  что он собирал свой чемодан и, украдкой смахивая слезы, уходил на паром, чтобы вернуться в родной город. В первый раз, когда сидел на пристани в ожидании парома, полный решимости уехать, к нему пришла лукавая мысль:

- Вот, бросил ты свою паству... Вот, видишь, как жизнь твоя закончилась? Жить тебе больше незачем - а ты бросайся в воду, утопись! Пусть они потом тебя оплачут, раз довели!

И он понял мгновенно, что эти навязчивые, такие убедительные помыслы - бесовские. И в страхе от этого лукавого нападения тут же подхватил свой чемодан и отправился обратно - на свое место, к своему кресту. Быстро прибежал домой, зашел в избушку и видит такую картину: стоят его бабушки на коленях и за него акафист читают.

И еще один раз он решился уехать.  В полном унынии уже переехал на другой берег и пошел на вокзал. Навстречу ему попалась староста храма Анна Дмитриевна:

- А вы куда это, батюшка?!

- Я от вас уезжаю.

- Нет, давайте ко мне зайдем, хоть чайку попьем...

Когда зашли в дом, она стала греть похлебку и чай, а ему достала с полки старинные Четьи-Минеи в кожаном переплете. Он открыл книгу на первой попавшейся странице, стал читать. И это было прямо о нем - о его жизни. Ситуация один к одному. Только в книге святой человек, которому досаждали, всех простил и никуда не уехал.

И у него появилось четкое осознание того, что Господь Сам его вразумляет, и вся обида тут же исчезла.  Пришло внутреннее решение вернуться, и он понял, что никуда уже не уедет.

Позднее пришло  еще одно искушение, но теперь оно было уже не внутренним, а внешним. Когда в очередной раз по делам прихода приехал в епархию к владыке, тот посмотрел испытующе и предложил:

- Я могу тебя перевести в другое место, где храм побольше, и народу тоже побольше, и удобства есть - там тебе получше будет служить. Что скажешь?

И у него было чувство, как будто его лишают чего-то самого ценного - его бабушек. Его первых чад. А ведь они говорили:

- Ты уж нас не бросай, уж схорони нас сначала - а тогда и уедешь, коли захочешь... А то без тебя-то и храм по щепочкам разберут!

И он отказался от перевода. Остался на горе со своими бабушками. А потом уже врос в это место, душа прилепилась к Митейной горе над суровой рекой Чусовой.  И он чувствовал молитвенную помощь старца Николая, который благословил это место, предсказал строительство монастыря и даже описал  будущим бабушкам, а тогда полным сил прихожанкам своего храма, внешность своего преемника.

И, по словам бабушек, описывал старец точь-в-точь - его, отца Савватия. Он слушал их недоверчиво: разве мог старец видеть его, когда он еще в школе учился?! И не тянет он на преемника: так себе, самый обычный, ничем непримечательный священник...  А спустя десять лет - выросли постройки монастырские в тех самых местах, на которые указывал отец Николай.

Отец Савватий вздрогнул от неожиданного гудка: на паром въезжал здоровенный Камаз, сигналил паре легковушек: берегитесь! С тех пор, как сделали дорогу до областного города, мимо Святой горы изредка проезжали машины. Из рубки доносился звон посуды. Он посмотрел на часы: через двадцать минут паром должен отправиться. Река играла холодными серыми волнами, и  они бились и рассыпались у борта парома. О чем это он? Да, как появился монастырь...

Постепенно отношения с бабушками полностью наладились: он научился молиться за них от всего сердца, покрывать их немощи своей любовью, осознавая, какую тяжелую жизнь они прожили. Вот удивительно: ведь он не стал намного старше, но теперь  бабушки слушались его и доверяли, чувствовали его пастырскую заботу и пастырскую же власть. И  он  стал для них не «внучком», а отцом. Любимым батюшкой.

Следующие года два  служил спокойно. А потом все стало опять меняться, как меняется во время путешествия рельеф местности. Видимо, какой-то отрезок его пути закончился. Так бывает: мы идем то в гору, то с горы, то по ровной дороге, а то - одни ухабы... И вот его собственная дорога, ненадолго выровнявшись, и  дав ему передышку, опять стала уходить в гору, и идти стало  все труднее и труднее.

Началось с того, что как-то после службы он остался один в своей избушке. Смотрел в окно на расстилавшуюся под горой равнину, леса, поля, красавицу Чусовую и думал: «Как хорошо! Красота-то какая!» А потом почувствовал, что перестал так уставать, как раньше, что идет все хорошо у него на приходе. Вроде бы даже стал появляться избыток сил. И он подумал тогда:

- Вот отцы: один семейный, другой - миссионер, третий - проповедник. А я отслужил себе и свободен...

Появилось какое-то внутреннее беспокойство. Неудовлетворенность собой. И он встал на колени и от всей души помолился:

- Господи, как мне быть? Дай мне какое-то дело, какое-то служение, кроме того что я сейчас делаю!

И Господь услышал молитву. Только он сначала не понял, что это именно ответ на молитву. На исповеди одна бабушка попросила:

- Батюшка, возьми меня к себе! Я ведь одна совсем... Ты уж меня и похоронишь, и отпоешь, и за упокой души моей помолишься!

И все его бабушки как будто сговорились.  Как придет к какой-то старушке на требу, так она и просится: «Возьми да возьми меня к себе!»

Они все незаметно постарели и стали нуждаться в помощи, уходе. Как-то приехал к одной своей бабушке на пароме, смотрит: домик у нее рядом с Чусовой, и вот весной река разлилась, на полу избушки сантиметров на тридцать - вода. Сама лежит на кровати, нога распухла, ходить не может. Лежит в нетопленной избе и  дров не может принести. Вот умри она - и ей даже глаза никто не закроет...

Он шел от старушки печальный и размышлял. Что делать? Ездить к ней и всем нуждающимся в помощи каждый день на пароме - он не сможет.  Просто не успеет. Шел себе уставший - в этот день было много треб - и пытался понять, что он должен сделать, как помочь. И  вдруг увидел двух своих стареньких прихожанок: Агафью и Татьяну. Он их хорошо знал. А тут увидел как в первый раз.

Увидел, как они шли - одна наполовину парализована, рука висит, нога приволакивается, а другая - слепая. Одна не видит, другая идти почти не может. И вот идут себе еле-еле, крепко держатся друг за друга. У обеих котомки за спиной, в сапогах кирзовых. И составляют вместе как бы одного человека. А пошли они в магазин, купить себе продукты.

Обе были одинокими:  в послевоенную пору многие женщины оставались одинокими. И Агафья с Татьяной странствовали по монастырям и старились потихоньку, пока не осели здесь, рядом со Святой горой.

Первой потом умерла парализованная, а слепая осталась. И  он ходил к ней и кормил старушку. Она  до самой смерти самостоятельно топила печь. И, конечно, не могла видеть, когда ее закрывать. Господь давал такую благодать, и она  чувствовала свою печь и никогда не угорала.

И вот при виде этих двух старушек, у него больно сжалось сердце. Они ковыляли себе тихонько  по пыльной дороге, полной ухабов, и ему казалось, что они сошли с картины Репина или Сурикова, а он сам оказался в далеком прошлом.

Он ведь был хоть и верующим, но обычным парнишкой: ходил в школу, ездил в лагерь, на дачу. А тут, на Митейной горе, Господь открыл ему то, чего он никогда раньше не видел, а, может, видел, да не замечал. Раньше все эти беды людские, нищета, заброшенность жили в другом мире, а теперь оказались совсем рядом.

И он понял, что это Господь открывает ему по его же молитве этих бедных Лазарей, которых часто просто не замечают, просто проходят мимо. И он принял это послушание - заботиться о них - как из рук Божиих. Мгновенно пришло решение: он действительно возьмет старушек к себе. А для этого построит им дом. Богадельню. Прямо рядом со своей избушкой и храмом, на Митейной горе.

Из того, как разворачивались дальнейшие события, он понял, что действительно, это его послушание, и пришло оно по воле Божией. У него не было денег для строительства даже баньки, не то, что избы. И как только он решил взять к себе бабушек,  ему пожертвовали две тысячи. Таких денег он раньше и в руках не держал!

Вот когда пригодилось строительное образование! Он закупил строительные материалы, нанял рабочих и начал строительство своего первого деревянного дома на восемь келий:  четыре небольших комнаты-кельи на первом этаже и четыре на втором. В каждой келье по его расчетам могли жить один - два человека. Еще не была построена эта избушка, как он уже забрал к себе ту самую бабушку, которая не могла ходить.

Стройматериалы стали подходить к концу, а его домик  не был возведен под крышу. И он подумал: вот и все... Сейчас деньги кончатся, и останется изба недостроенной. Но как только деньги кончились, пришли новые, и их было достаточно для оплаты рабочим и продолжения строительства.

А когда дом был достроен, деньги перестали приходить в таком количестве, и их опять стало мало: свечки поставить, еду купить.

И вот он поселил в этом доме старушек. И стали они жить вместе. Он служил в храме, ездил на требы и ухаживал за бабушками. Была одна боевая старушка, которая помогала ему. Потом Господь послал им более молодую старушку, а чуть  позже пришли совсем молодые сестры - будущие монахиня Тамара и монахиня Ксения. Теперь они ухаживали за бабушками, а он служил, потому что треб становилось все больше. И новые прихожане искали пастырского окормления.

Его  авторитет священника рос незаметно для него самого. И  на  горе появилась молодежь: парни, девушки. Теперь его община состояла не только из старушек. Молодые искали подвига, монашеской подвижнической жизни.

И он поехал с ними к старцу, архимандриту Иоанну Крестьянкину, который уже несколько лет был его духовным отцом. По пути эти славные ребята, на которых он, сам еще молоденький, все-таки смотрел уже как старший, как отец-наставник, спорили до хрипоты:

- У нас будет женский монастырь!

- Нет, мужской!

- А вот у старца спросим, как он благословит, так и будет!

Отец Иоанн встретил их ласково. Но с юношами почти не разговаривал, так они и простояли у стенки. Он сразу же обратился к девушкам и стал наставлять их. Говорил о том, какими должны быть монахини, каким должен быть настоящий монастырь. Дал им напутствие и благословение на монашескую жизнь, на основание женского монастыря.

Так и случилось. Те юноши, что ездили с ним, как-то незаметно разъехались: кто женился, кто стал дьяконом, семейным священником. А матушки остались.

Продолжение следует.

Ольга Рожнева