Газета "Вестник" №30-2012

Окончание. Начало в №29.

Будем надеяться

Когда противники восстановления монархии замечают, что страна возвращения к ней не желает, - это правда. Но они редко на этом останавливаются, добавляя, что наивна, если не глупа сама идея. При этом упускается одно обстоятельство. По сути, мы вместо монархии получили ее изуродованный, опошленный вариант, который обходится стране исключительно дорого. Надежды, что вопреки этому разовьется что-то положительное, угасают, когда мы видим, кто именно проповедует у нас демократическую форму правления. Нет вопроса, в котором эти люди готовы были бы проявить хотя бы слабый интерес к воле народа. Зато они находят некий шарм, пищу для тщеславия в том, чтобы действовать вопреки интересам, традициям, понятиям о добре и зле, которые у нас все еще существуют.

Это положение дел с большой точностью предсказал русский мыслитель Иван Ильин: «Скажем прямо и недвусмысленно: поколение безответственных шкурников и безответственных честолюбцев не освободит Россию и не обновит ее; у него нет и не будет тех духовных сил и качеств, которые строили подлинную Россию в прошлом и которые необходимы для ее будущего. Русский человек, пройдя через все национальные унижения, беды, лишения и страдания, должен найти в себе духовное начало и утвердиться в нем - постигнуть и принять свое духовное естество и призвание; и только тогда перед ним откроются двери в грядущую Россию».

Но является ли царство одной из движущих сил нашего естества, не создает ли оно те условия, без которых невозможно исполнить призвание? Главный аргумент против монархии: «Наиболее богаты, состоятельны сегодня демократические страны». На самом деле здесь нет прямой взаимосвязи. Есть множество вполне демократичных государств, где не прекращается голод, и наоборот, коммунистический Китай быстро набирает силу. Допустим, этот пример не вполне корректен, но возьмем Германию, которая сегодня едва ли более демократична, цивилизованна, чем была при кайзере Вильгельме. Так в чем же состоит преимущество собственно демократической формы правления?

Однажды мне, человеку неопытному в крестьянском труде, доверили вести барана. Напрягаясь изо всех сил, я пытался волочь животное за собой, а оно упиралось всеми четырьмя ногами, оставляя на земле глубокие борозды. Эта борьба продолжалась минут пятнадцать, так что я совершенно изнемог и не знал, что делать дальше. При этом несколько отпустил веревку, и овн, почувствовав некоторую свободу, вдруг рванулся вперед. Мне пришлось бежать за ним, что стало новым испытанием, зато направлять упрямца было проще простого. Для барана главное - быть впереди.

Большие массы людей часто ведут себя похоже. Тащить их куда-либо - заведомо проигрышный вариант, поэтому столь непродуктивны тоталитарные режимы. Что касается демократии, то народ там бежит впереди тайной власти, у которой есть одна неприятная особенность. Ни олигархи, ни юристы, ни политтехнологи ни за что не отвечают, да и власть явная мало чем рискует. Допустим, обанкротилась стоящая во главе страны партия Шила. Ее сменила партия Мыла, тоже обанкротившаяся, но минимум четыре года назад. А потом все повторяется. Очень удобно. В любой момент можно выпустить пар и как бы начать все с начала, но именно как бы. Этот бег по кругу иногда медленно, но всегда верно обессмысливает жизнь, истощает религию, нравственность, культуру.

Монарх между тем лично отвечает за страну перед Богом, своим сыном-преемником, подданными - и в этом огромное преимущество царства. Но лишь в том случае, если весь народ отвечает за государя. Когда их связывают отношения, подобные тем, что можно видеть в настоящем супружестве, со всеми его преимуществами и одним недостатком: не сложилось - придется терпеть. Но даже тогда все можно повернуть к лучшему. Ведь если дана клятва, единственный достойный выход все исправить, - сохранить ее вопреки испытаниям.

Президент в этом смысле не более чем партнер, избранный на краткий период. Он заменим, а значит, невозможны или маловероятны долгосрочные планы, глубина отношений. Мы здесь намеренно избегаем обсуждения тех особенностей демократии, которые вынудили Альфреда Нобеля заявить: «Демократия - это власть подонков». Речь идет о принципе игры, которая рано или поздно перестает отвечать требованиям времени. Польша, Франция рухнули в начале Второй мировой войны как карточные домики из-за цепи ошибок, обусловленных народовластием. Англию вытащили с того света СССР и США, где власть была сосредоточена в руках людей, задолго до войны наделенных настоящими полномочиями. Народы поверили им, потому что монархический дух в первой половине ХХ века еще сохранялся на земле. Он сошел на нет позже, вместе с главенством христианских ценностей. СССР - моей родины, которую я люблю вопреки всему, - уже нет. США все еще существуют, но вера в то, что они - образец для подражания, поблекла, как рубаха, застиранная до мутных оттенков. Копировать мы можем лишь умирание Соединенных Штатов.

Пока все это не очевидно, но даже оптимисты сегодня ощущают приближение бедствий, равных которым человечество, быть может, еще не знало. Из числа христианских наций русский народ, по всей видимости, наиболее подготовлен к чрезвычайным обстоятельствам. Господь провел его через такие крушения и страдания, что болевой порог у нас достаточно высок. Достаточно для того, чтобы не как овца, издыхающая под ножом, а сохранив свободу выбора, успеть определиться, с кем мы - со Христом или антихристом. Вот тогда и выяснится, чего желает наша страна по-настоящему. Сможет ли она раскаяться, сможет ли обернуться, чтоб увидеть прекрасное лицо Царя-мученика и лики его сопричастников, живших, умиравших ради этого последнего, решающего часа? Будем надеяться, что да.

И когда нам бросают вслед: «царепоклонники», мы должны понимать, что тоже трудимся для будущего, а не прем против рожна в силу тупости или упрямства. Мы всего лишь исполняем присягу, которую предки за нас и ради нас дали Богу. Если бы Император Николай нас предал, она бы могла утратить силу. Но он был столь верен Богу, что удостоился мученической смерти, остался нашим Царем и будет им до того дня, пока на этом посту его не сменят. Мы служим не мертвому, а живому, взошедшему на Небеса, чтобы молить о нас Отца и Сына и Святого Духа.

Церковь и история

Мы должны вернуться на Русский путь. Сегодня, когда монархические чувства нашего народа ослабли, можно услышать, что без них можно обойтись. Много хороших людей очень далеки от размышлений, нужен нам царь или нет. В конце концов, немного было монархистов среди первохристиан, и вряд ли ими изобилуют нынешняя православная Греция. Но среди горячих почитателей Царя-мученика мы почему-то видим выдающегося православного американца иеромонаха Серафима Роуза - человека, выросшего в условиях, что называется, образцовой демократии. Чего же ему не хватало? Отец Серафим был очень тонким человеком, чуждым всякой фальши. Его не увлечь было модой на монархию, и принял он ее отнюдь не «в комплекте» с православием, и не монархию вообще, а русскую, православную, по той же причине, по которой полюбил ее русский публицист Иван Солоневич.

А теперь рассмотрим обратный пример - наиболее последовательную попытку отделить православие от монархии и вообще от исторической почвы. Ее предпринял известный наш богослов протопресвитер Александр Шмеман, оказавший огромное влияние на Православную Церковь Америки. Он искренне пытался создать рафинированное, чистое, по его мнению, православие. И справедливости ради скажем, что общины, усвоившие его убеждения, нередко процветают. Но при этом они, скорее, внешней обрядовой стороной, а не духом отличаются от собраний методистов или пресвитериан. Допустим, я ошибаюсь, это слишком тонкий вопрос, чтобы делать категорические заявления. Но вот деталь, много говорящая о том, насколько удачен был опыт отца Александра. В храмах, где его особенно почитают, нередко можно встретить американские флаги. То есть результат вышел обратный задуманному: ведь практически невозможно представить в архангельском, скажем, кафедральном соборе появление российского штандарта.

Настоящее христианство никогда не бежало от истории, оно было с ней нераздельно, но и не сливалось. Вот что упустил из виду отец Александр Шмеман, полагая, что в четвертом веке по Р.Х. Церковь изменила своей природе, попав в зависимость от империи. Между тем произошло нечто совершенно иное. Пожертвовав частью своей внешней свободы, православие избежало того искушения, которое сыграло свою роковую роль в истории Католической Церкви. Папство, поставив Церковь выше царства, дошло до того, что присвоило себе многие государственные функции, например принялось физически истреблять несогласных. Это привело к жесточайшему кризису, подорвало доверие к католицизму у великого множества его последователей. Они ударились в другие крайности. Англиканство и лютеранство дали полностью подмять себя светским властям. Помню, как в Мурманске один шведский епископ жаловался православным на то, что в обмен на финансирование государство требует от него смириться с женским священством. Другой формой бегства от католицизма стало появление тысяч пуританских и тому подобных общин, решивших власть игнорировать вовсе. В конце концов, они создали собственное государство, Соединенные Штаты, и обмирщились даже в большей степени, чем католики.

Лишь православие смогло найти форму отношений с государством, которая не была идеальна, как все в этом мире, но содержала в себе идеал, позволивший Церкви сохранить ее неотмирность. Да, Церковь может существовать вне монархии, в условиях демократии. Мы видим это на примере Русской Зарубежной Церкви. Но при этом все святые, все отцы Церкви, которых РПЦЗ явила миру, в первую очередь святой архиепископ Иоанн Шахайский, горячо почитали Царя-мученика, сохранив верность царству. Конечно, это не обязательное условие святости, но по какой-то причине очень часто идет с ней рука об руку.

«За что они Его...»

Девятого июля 1918 года председатель Петроградского ЧК Моисей Урицкий лично взялся допросить бывшего премьер-министра страны Владимира Николаевича Коковцева. Предполагалось собрать материалы для возможного суда над Государем. Допрос Коковцева много дает нам для понимания, почему этот суд так и не состоялся. Подчеркиваю, слова, которые вы сейчас прочитаете, были произнесены не на торжествах по случаю 300-летия Дома Романовых, а в Питерской чрезвычайке:

«Десять лет я был докладчиком у Государя, я хорошо знаю его характер и могу сказать по совести, что сознательно он никому не причинил зла, а своему народу, своей стране он желал одного - величия, счастья, спокойствия и преуспевания. Как всякий, он мог ошибаться в средствах, по мнению тех, кто его теперь так жестоко судит. Он мог ошибаться в выборе людей, окружавших его, но за все 10 лет моей службы при нем, в самых разнообразных условиях и в самую трудную пору последнего десятилетия я не знал ни одного случая, когда бы он не откликнулся самым искренним порывом на все доброе и светлое, что бы ни встречалось на его пути. Он верил в Россию, верил в особенности в русского человека, в его преданность себе, и не было тех слов этой веры, которых бы он не произносил с самым горячим убеждением. Я уверен, что нет той жертвы, которую бы он не принес в пользу своей страны, если бы только он знал, что она ей нужна. Быть может - повторяю - он не всегда хорошо окружен, его выбор людей мог быть не всегда удачен, но в большинстве ошибок, если они и были, виноват был не он, а его окружающие. Я знаю это по себе. Немало было случаев, когда мне приходилось говорить открыто не то, что Государь хотел слышать от меня, но я не помню ни одного случая, когда я не имел возможности направить дело так, как мне казалось лучше для блага страны и его самого, и каждый раз Государь не только принимал мои возражения без всякого неудовольствия, но и благодарил меня за то, что я ему говорил правду и делал это открыто».

За семьдесят лет большевики так и не смогли собрать материалов для своего суда над Царем-мучеником. Перед тем полностью провалилась попытка Временного правительства. Ничего не вышло у Солженицына и тысяч других, пытавшихся изобличить Государя, бросить на него тень. Это напоминает нам о другой казни, когда так же обошлись без настоящего суда. Друг детских игр Государя В. К. Олленгрен вспоминал такой эпизод из жизни Николая: «В пятницу был вынос Плащаницы, на котором мы обязательно присутствовали. Чин выноса, торжественный и скорбный, поражал воображение Ники, он на весь день делался скорбным и подавленным и все просил маму рассказывать, как злые первосвященники замучили доброго Спасителя. Глазенки его наливались слезами, и он часто говаривал, сжимая кулаки: «Эх, не было меня тогда там, я бы им показал!» И ночью, оставшись одни в опочивальне, мы втроем разрабатывали план спасения Христа. Особенно Ники ненавидел Пилата, который мог спасти Его и не спас. Помню, я уже задремал, когда к моей постельке подошел Ники и, плача, скорбно сказал: «Мне жалко, жалко Боженьку. За что они Его так больно?» И до сих пор я не могу забыть его больших возбужденных глаз».

Живое, непосредственное отношение к Спасителю Император Николай Александрович пронес через всю свою жизнь, за что оказана ему была высочайшая милость  - уподобиться Христу. Это произошло не в день казни - много раньше. Прекрасные серые глаза Царя сотни раз описаны мемуаристами, их доброта производила огромное впечатление на всех. Однажды в Ливадии Государь должен был принять земских деятелей Таврической губернии. Двое из них подчеркивали свое неуважение к моменту, хихикали, перешептывались, как это было принято у тогдашних представителей «культурного общества». Вдруг вошел Император Николай Александрович и просто посмотрел на них. О чем говорили - неважно, но когда эти люди уходили, то оба расплакались.

Это совершенно типичный эпизод. Вот что пишет генерал Мосолов: «Царь был не только вежлив, но даже предупредителен и ласков со всеми теми, кто приходил с ним в соприкосновение. Он никогда не обращал внимания на возраст, должность или социальное положение того лица, с которым говорил». Анна Вырубова описала одну историю: «Раз как-то приехал в Гамбург Государь с двумя старшими Великими княжнами; дали знать, чтобы я их встретила. Мы более часу гуляли по городу... Идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданно свалился на мостовую ящик. Государь сейчас же сошел с панели, поднял с дороги тяжелый ящик и подал почтовому служащему; тот его едва поблагодарил. На мое замечание, зачем он беспокоится, Государь ответил: «Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!"»

Он их хорошо воспитал - своих деток: Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию, Алексея. Потому что никогда не фальшивил, не лгал - ведь можно обмануть всех, но не того, кто с рождения рядом. Благословен тот, чей ребенок как святыню понесет людям его слова: «Отец просит передать всем тем, кто ему остался предан, - писала из заточения Великая княжна Ольга, - и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за него: он всех простил и за всех молится, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь».

Какие прекрасные лица...

Я говорю это, думая о тех, кто утверждает, будто канонизация Государя обусловлена лишь его мученической кончиной. Их логика поразительна: развалил страну, был за это убит, ладно, будем почитать как страстотерпца. Почему же тысячи и тысячи людей со слезами, мольбой так долго добивались его прославления? Мы его просто любили и любим - нашего Царя. Не только смертью, но всей своей жизнью он напомнил нам о Христе, о том, что это такое - быть человеком.

                   http://www.rusvera

Владимир Григорян