Газета "Вестник" №28-2012

Эта видеозапись была сделана почти 25 лет назад, 18 мая 1987 года. В Издательском отделе Московского Патриархата проходила международная конференция, посвященная 1000-летию Крещения Руси. В тот день митрополит Антоний Сурожский выступал со своим широко известным сегодня, перепечатанным в сотнях изданий докладом «Духовность и духовничество». Говорил он незабываемо - и по сути, и по силе пастырского слова. Читателям «Православие.Ru» повезло, - как раз в те дни владыка Питирим подарил мне замечательную видеокамеру, и я как заведенный снимал все подряд, мне постоянно надо было тренироваться. Таким вот образом и получилась эта запись. Она отыскалась недавно. Съемки вышли, признаться, весьма средненькие, но я счастлив, что они сохранились. Как не затерялась эта пленка?. - Если будет время, и отыщу еще что-нибудь интересное на старых кассетах, обязательно поставлю на сайт.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Я должен сначала просить прощения у вас за то, что у меня нет текста доклада, и я надеюсь только на молитвы некоторых из вас для того, чтобы какой-нибудь доклад получился сегодня.

(Звонит маленький электронный будильник, стоящий на кафедре перед митрополитом. Он берет его в руки, выключает и выставляет время, продолжая говорить)

Второе - у меня тут будильник, который будет честно звонить через 20 минут, поэтому вы обеспечены в том, что я не превзойду свое время.

Тема моего доклада - духовность и духовничество или, если вы предпочитаете, духовное окормление или душепопечение.

Я хотел бы... (звонит будильник, митрополит выключает его и кладет в карман).

Я хотел бы сначала определить слово «духовность». Потому что обычно, когда мы говорим о духовности, мы говорим об определенных религиозных выражениях нашей духовной жизни, - таких как молитва, как подвижничество; и это ясно из таких книг, как, например, книги Феофана Затворника.

Однако мне кажется, что, говоря о духовности, надо помнить, что духовность заключается в том, что в нас совершает действие Святого Духа. И то, что мы называем обычно духовностью, - это проявление этого таинственного действия Духа Святого.

И это сразу нас ставит по отношению к духовничеству в очень четкое положение. Потому что тогда речь [идет] не о том, чтобы воспитывать человека по каким-то принципам и научить его развиваться, в молитве ли или аскетически, по каким-то трафаретам, - духовничество будет заключаться не в этом. А в том, что духовник, на какой бы степени духовности он сам ни находился, зорко следил за тем, что над человеком и в человеке совершает Святой Дух, и взгревал бы Его действие, защищал бы против соблазнов или падений, против колебаний неверия. И в результате этого духовническая деятельность может представиться, с одной стороны, гораздо менее активной, а с другой- гораздо более значительной, чем мы часто думаем.

Я хочу сказать два слова предварительно, раньше, чем пойти дальше, о том, что духовничество - не однозначное понятие. Есть, как мне кажется, три степени или три типа духовников.

С одной стороны, на самом основном уровне, это - священник, которому дана благодать священства, которая заключает в себе не только право, но и благодатную силу совершать таинства - таинство Евхаристии, таинство Крещения, таинство Миропомазания, - но также и таинство Исповеди, то есть примирения человека с Богом.

Большая опасность, которой подвергается молодой неопытный священник, полный энтузиазма и надежды, заключается в том, что часто молодые люди, выходящие из богословских школ, воображают, будто рукоположение их наделило и умом, и опытностью, и «различением духов», и делаются тем, что в аскетической литературе называли «младостарчеством». То есть молодыми людьми, не обладающими еще духовной зрелостью, не обладающими еще тем знанием даже, которое дает просто личный опыт, но которые думают, что их научили всему тому, что может им помочь взять кающегося грешника за руку и возвести от земли на небо.

И, к сожалению, это случается слишком часто во всех странах: молодой священник, в силу своего священства, - не потому, что он духовно опытен, не потому, что Бог его к этому привел, - начинает руководить своими духовными детьми приказами: этого ты не делай; это ты делай; такую-то литературу не читай; в церковь ходи; отбивай поклоны...

И в результате получается некая карикатура духовной жизни у его жертв, которые делают все то, что, может быть, делали и подвижники, - но они [подвижники] делали это из духовного опыта, а не потому, что они дрессированные животные. А со стороны духовника - это катастрофа, потому что он вторгается в такую область, в которую у него нет ни права, ни опыта вторгаться. Я настаиваю на этом, потому что это насущный вопрос для священства.

Старцами можно быть только по благодати Божией, это харизматическое явление, это дар. И научиться быть старцем нельзя, - так же, как нельзя выбрать своим путем гениальность. Мы все можем мечтать о том, чтобы быть гениальными, но мы отлично понимаем, что Бетховен или Моцарт, Леонардо да Винчи или Рублев обладали такой гениальностью, которой нельзя научиться ни в какой школе, и даже длительным опытом нельзя научиться, и которая является Божественным даром благодати.

Я настаиваю на этом, - может быть, слишком долго, - потому, что мне кажется, это насущная тема, и здесь, может быть, более, чем, скажем, на Западе, потому что роль священника здесь гораздо больше центральна. И часто молодые, или по возрасту, или по своей духовной зрелости или незрелости, священники управляют своими духовными детьми вместо того, чтобы их взращивать.

Взращивать - это значит относиться к ним и поступать с ними так, как садовник относится к цветам или к растениям. Надо знать природу почвы, надо знать природу растения, надо знать условия, в которые они поставлены, климатические или другие, и только тогда можно помочь, - и это все, что можно сделать, - помочь этому растению развиться так, как ему свойственно по его собственной природе.

Ломать человека для того, чтобы сделать его подобным себе, нельзя. Какой-то духовный писатель Запада сказал: духовное чадо можно привести только к нему самому, и дорога внутрь его жизни бывает иногда очень долгая.

Если вы прочтете жития святых, вы увидите, как большие старцы умели это делать: как они умели быть собой, но прозреть в другом человеке его исключительные, неповторимые свойства и дать этому человеку, - и другому, и третьему, - возможность тоже быть самим собой, а не репликой этого старца или, еще в худшем случае, трафаретным повторением.

Возьмите, например, из истории Русской Церкви встречу Антония Печерского и Феодосия. Феодосий был воспитан Антонием, и однако их житие ничего общего не имеет в том отношении, что Антоний Печерский был отшельником, а Феодосий был основоположником общего жития. Казалось бы, как мог Антоний его приготовить к тому, чтоб делать то, чего он сам не стал бы делать, и быть таким человеком, которым он сам [преподобный Антоний] не хотел быть, и к чему Бог его самого не призывал?

Мне кажется, что тут надо очень зряче различать наше желание сделать человека подобным себе и желание сделать его подобным Христу.

Старчество, как я сказал, это благодатный дар, это духовная гениальность, и поэтому никто из нас не может думать о том, чтобы вести себя подобно старцам.

Продолжение следует.

Православие  и современность