Газета "Вестник" №25-2012

Продолжение. Начало в №№ 17-21

В романтическом произведении совершенно отсутствовало развитие характера героя. Человек как бы был законсервирован таким, каким он был, а был он у романтиков только воплощением некой идеи или страсти. В революционном романтизме часто поэтизировалось сатанинское начало, преступное рисовалось красивым и оправданным. Например, идеализировался Наполеон, образы революционеров облагораживались и подчищались от всего негативного, чем страдали в действительности.
      

 На этой литературной почве зрело декабристское восстание. Сам царь Александр I, воспитанник Екатерины Великой, был заражен ее и всеобщим вольнодумством. Петр Андреевич Вяземский прошел через соблазн эпохи Просвещения, испытал революционные пути, но в отличие от многих не разучился думать. Пушкин говорил о нем:
  «К счастью, он мыслит, что довольно редко между нами».
И вот что пишет о веке Просвещения этот «декабрист без декабря».



Послушать - век наш век свободы,


А в сущность глубже загляни:


Свободной мысли коноводы


Восточным деспотам сродни.



У них два веса, два мерила,


Двоякий взгляд, двоякий суд:


Себе дается власть и сила,


Своих наверх, других под спуд.



У них на все есть лозунг строгий


Под либеральным их клеймом:


Не смей идти своей дорогой,


Не смей ты жить своим умом.



Когда кого они прославят,


Пред тем колена преклони.


Кого они опалой давят,


В того и ты за них лягни.



Свобода, правда, сахар сладкий,


Но от плантаторов беда;


Куда как тяжки их порядки


Рабам свободного труда.



Свобода - превращеньем роли  -

На их условном языке
 

Есть отреченье личной воли,


Чтоб быть винтом в паровике;



Быть попугаем однозвучным,


Который, весь оторопев,


Твердит с усердием докучным


Ему насвистанный напев.



Скажу с сознанием печальным:


Не вижу разницы большой


Между холопством либеральным


И всякой барщиной другой.
(1860)

      

Таким образом, эпоха Просвещения без просвещения светом Христа была подменой дела на лицемерные лозунги, свободы духа - на незримое ярмо новой идеи, братства во Христе - на поработителей в овечьей шкуре, так называемых «освободителей». И это говорил человек, испытавший на себе действие той «свободы» и того «просвещения», но не разучившийся мыслить!

Фамусовское общество никогда не меняется, меняются только его маски. И горе человеческого ума  - от бессилия что-либо изменить в мире. Все та же абсолютно бюрократизированная жизнь, то же тяготение к властной деспотии. Пороки человеческие только видоизменяются и приспосабливаются к новым условиям существования, а правит балом все тот же ряженый сатана.
     

И только истинная религия может изменить ситуацию. Например, было известно немало случаев, когда крепостные отказывались от своей свободы только для того, чтобы остаться с добрыми «хозяевами», которые и не были ими, потому что имели христианскую любовь к ближним. При такой любви как ни назови ближнего: рабом ли, крепостным ли - он будет братом и сестрой, матерью и отцом для любящего сердца, сознающего свою ответственность за все происходящее вокруг. Но измени сердце человека, лиши его благодати Божьей, и сами понятия любви и милосердия подменяются  страшными преступлениями под вывеской «свободы, равенства, братства».
       

Федор Иванович Тютчев, подводя итог своему веку, писал:



Не плоть, а дух растлился в наши дни,


И человек отчаянно тоскует;


Он к свету рвется из ночной тени


И, свет обретши, ропщет и бунтует.


Безверием палим и иссушен,


Невыносимое он днесь выносит...


И сознает погибель он,


И жаждет веры... но о ней не просит.


Не скажет век, с молитвой и слезой,


Как не скорбит пред замкнутою 

                                                        дверью:


«Впусти меня! Я верю, Боже мой!


Приди на помощь моему неверью!..»


                                                «Наш век»
      

 В заключение о романтическом веке надо сказать, что та литература, которая заменила реальный мир вымыслом, в дальнейшем пошла до своего логического конца: она стала с большим усердием добиваться разрушения и вытеснения этого реального мира своим антимиром. Так, Гитлер, воспитанный  немецким романтизмом, уже не ощущал грани между правдой и вымыслом. 
И в этом размягченном состоянии ума даже если и была тяга к христианству, то это христианство всегда кроилось по собственной мерке, и получалась кощунственная карикатура, как у Вагнера - гитлеровского и герцлевского кумира. Языческо-мифический персонаж Вагнера Парсифаль переживал трагические события Евангелия, и таким образом происходила замена евангельского смысла на языческий. Вагнер нежитям вернул «жизнь» и подпитал ее немецким романтическим национализмом. А романтизм «одел в священные одеяния грехолюбивую душу» (Ю.Воробьевский).
  

Отвергнув страдания Христа, романтики породили Вертера и его страдания «как болезнь, которая со всеми симптомами пронизывает его сущность со стремлением к самоубийству и трудностью в эти периоды уйти от влечения к смерти» (Ю.Воробьевский). Гете сознавался, что «Страдания молодого Вертера» он написал почти бессознательно, как лунатик, а когда прочитал, сам удивился. С его героя  началась волна самоубийств, которая перекатывалась по Европе несколько десятилетий. По этой причине Наполеон запретил чтение романов в армии, ведь вертеровское безумие стало считаться достойным выходом из недостойной ситуации. Захватило это безумие и Россию.
     

Если в христианстве «ум с умом борется» (преп. Силуан Афонский), то в секулярном мире ум подчиняется уму, выдает получаемое за свое и гордится этими «достижениями»,  культура же постепенно превращается в антикультуру.      

Средина XIX века отмечена переходом на новый стиль - реалистический. Основоположником его в России считается А.С.Пушкин. Когда он осознал свое пророческое служение, он встал на путь реализма. И в зарождавшемся стиле был глубокий религиозный смысл: отображать объективно и наиболее полно действительность, художественно исследовать бытие. Но всякий художник всегда субъективен. Принцип отбора убивает всякую объективность. Где мера соотношения плохого и доброго в мире?..
      

Так как объективность находится только в Существе всезнающем и всевидящем, проникающим и в глубины человеческих душ, приближение к ней возможно только через приближение к этому Существу, то есть Богу.  Потеря богообщения влечет за собой и потерю объективности мировосприятия. Объявление своего метода реализмом и удаление от Того, Кто может дать ее, стало приближением к методу подмены реализма на субъективизм. Этот субъективизм был подхвачен гуляющими новыми идеями, заражен ими до самых последних своих глубин и стал подмененным реализмом, то есть методом обработки сознания в нужном направлении. Так из религиозного реализма появился противоположный  ему по смыслу критический реализм. 
        

Реализм связывают с эпохой Возрождения в Европе, «величайшим прогрессивным переворотом», по Энгельсу. Возрождение родило новое понимание жизни, отвергающее церковную проповедь (Петрарка, Рабле, Сервантес), прославляющее человека как высшее создание природы, отвергающее понятие греха и грехопадения. Советские литературоведы  первым выделяли просветительский реализм, когда  западная литература становится «орудием непосредственной подготовки буржуазно-демократической революции». (Краткий словарь литературоведческих терминов. 1985). 
Просветители все явления и поступки человека мерили своим разумом. Многоцветный по смыслу мир они стали укладывать в 2 критерия: разумное и неразумное (черное-белое). Просвещенческие романы и литературная критика стали преддверием той вакханалии, той антикультуры, которая справляется сейчас. Просвещение оказалось коридором, которым шел человек на бал к сатане, не ведая того.
       

Отказавшись от водительства Бога, человек попал под водительство Его врага - и новый реализм задышал «желаньем и тоской», которые оказались «жаром бессильным и пустым, игрой мечты, болезнью ума» (Ю.Лермонтов. «Мцыри»). «Увы! - за несколько минут» понятного земного рая человек стал разменивать «рай и вечность» (там же). Поставив себя критерием объективности (истины), художники слова не могли не исказить ее. Нравственность духовную они превратили в «предохранительную» и «комфортную» (Ф.М.Достоевский), в нравственность светскую, то есть в светские приличия, которые показывают, но не делают.
 Появилась новая вера, вера «в  то, что на свете можно хорошо пожить», «что в основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайший эгоизм» (там же). Любить самого себя стало единственным правилом, а жизнь - коммерческой сделкой. Любили «значение, чин, отель; огромню ставку в карты», но главное - женщин, «потаенный темный разврат» (там же). Платили за угождение, но больше старались заставить ближнего делать угодное даром. Жизнь постепенно превращалась в жизнь без идеалов.
     

Н.Г. Чернышевский в романе «Что делать?» (который «перепахал» всего Ленина, по его же признанию) солью земли (Мф.5:13) выставил русского революционера, а христианство - враждебным здравому смыслу и цели социального бытия. Бывший семинарист рисовал облик особенного человека (революционера) по канонам христианской аскетики, но только внешне. Но и этого было достаточно, чтоб для теплохладного христианского народа он приобрел черты святости. Но внешний аскетизм героев-революционеров создавался как  роль. Стремление к власти действительно делало некоторых из них безразличными к материальным благам, внешний вид аскета увеличивал их вес как в чужих, так и в собственных глазах.
      

Реализм, таким образом, разменял истину на правдоподобие, объективное исследование бытия - на пристрастное выискивание фактов, подтверждающих страстные идеи и подсказанные лукавым мысли, полноту взгляда на человеческую жизнь - на предвзятость, канон правды - на вседозволенность эстетического воображения.

А.Н.Майков писал.


Что ж, гордый человек, усильно


За тень хватаясь, вместе с ней


Исчезнуть хочешь в тьме могильной,


В безумной гордости своей!


Себя поставивши судьею


Над всей вселенной, никогда


Уж не признаешь над собою


Глаголов Божьего суда?..»

Продолжение следует.          

                       Серафима Загорская