Газета "Вестник" №23-2012

В 2012 году исполняется 90 лет с начала проведения кампании по изъятию церковных ценностей советской властью. Не обошла стороной эта печальная страница истории и Пафнутьев-Боровский монастырь. Данный материал публикуется впервые. До сих пор эта информация являлась достоянием государственных архивов и была доступна лишь узкому кругу читателей.

Исторические даты несут в себе разные идеи. Мы почитаем и устанавливаем поклонный крест героям-защитникам монастыря в Смутное время. Отмечаем памятным обелиском освобождение Боровска в годы войны в 1942 г. Но есть события, еще не полностью осознанные нами, и несмотря на это, относительно недавнее прошлое  (90 лет), как бы уже находится «под спудом». Среди многообразных форм преследования Русской Церкви в годы атеистического гонения, кампания по изъятию церковных ценностей занимает особое место. Она явилась продолжением политической линии, взятой властью большевиков на уничтожение Церкви. Формальным поводом к проведению кампании послужили тяжелейшие последствия засухи лета 1921 года и наступившего голода. Забота о жертвах голода стала лишь прикрытием масштабной акции гонения Церкви. Отрицательное отношение к этой акции в нашем монастыре привело к гражданскому неповиновению и активному сопротивлению советской власти. Предлагаемый материал дает новые факты, открывает ранее неизвестные имена как героев, так и антигероев той кампании.

В марте 1922 года общероссийская кампания по изъятию церковных ценностей (ИЦЦ-принятая аббревиатура) дошла до Свято-Пафнутьев Боровского монастыря. Из Калуги приехала специально созданная комиссия из высокопоставленных руководящих работников Калужской губернии: председатель Губисполкома Ляпунов, уполномоченный Калужского Губисполкома Богомолов, председатель и секретарь Губкома РКП(б), член секретной подготовительной комиссии по изъятию ценностей из церквей Артемов и другие. Изъятие сопровождалось массовым недовольством и сопротивлением действиям советской власти. Было заведено «Дело по обвинению граждан с. Роща в противодействии распоряжениям представителей Советской власти при ИЦЦ из монастыря». Следствие длилось полгода, с марта по август 1922 года, а с декабря 1922 по сентябрь 1923 года производилось доследование и вторичное рассмотрение. Об объеме разбирательства говорят 600 листов свидетельских показаний и прочих документов » (ГАКО  Р-84, оп.1, д.7).

Предыстория

Фактически монастырь закрыли еще в 1919 году, его имущество передали Главмузею. Монахи, приспосабливаясь к условиям новой жизни, создали сельскохозяйственную коммуну. Опись церковного имущества была сделана в августе 1919 года, в ней отмечалась высокая историческая и художественная ценность предметов. Хозяином ценностей становился Отдел по делам музеев и охраны памятников Наркомпроса, а ответственность за хранение была возложена на епископа Алексия (Житецкого) и коменданта архимандрита Сергия (Гришина).

В следственном деле приводится следующая справка о монастыре, составленная   Образцовым, он участвовал в разборе изъятых ценностей (стилистика и орфография сохранены - прим. сост.): «Деятельность монастыря очевидна. За все время революции монастырь был связующим звеном между местным населением и патриархом Тихоном, который через монастырь распространял свои контрреволюционные воззвания. Мною была обнаружена на соседней с монастырем мельнице пачка воззваний патриарха Тихона и священного собора (воззвания считались контрреволюционными - прим. сост.). Мельник в присутствии тов. Ляпунова подтвердил, что они были им получены из монастыря. Подобная обстановка вполне понятна, так как в Боровске архиерей (отец Алексий) состоит членом Патриаршего Совета и каждую неделю 2-3 раза бывает в Москве». «Выяснилось, членов коммуны 45 человек, все вопросы решаются по монастырски, собрания не устраивали, протоколов и постановлений совершенно нет. Монастырский образ жизни и порядок укрылся под вывеской «Трудовая коммуна». «Организованная Коммуна при Боровском Монастыре является маскировкой самого Монастыря, сохраняющей за собой старый монастырский порядок со всеми вытекающими последствиями одурманивания темных масс».

Можете меня расстрелять

Из протокола допроса архимандрита Сергия: «Монастырь древний, памятник архитектуры, представляет исключительную научную ценность, находится в ведении Главмузея. В 1921 году при монастыре создан музей церковных древностей, и я назначен его хранителем при Боровском монастыре. В силу указанных причин производить изъятие на общих основаниях нельзя, и какие-либо изъятия без специалистов Комиссией будут неправомочны. На что Богомолов сказал, что изъятие будет производиться на общих основаниях. Я спросил инструкцию, которой можно было бы руководствоваться в определении историко-художественной ценности не подлежащих изъятию. Богомолов (ответил - прим. сост.): инструкция у меня в голове. Ценности осмотрели - 2 обстоятельства: икона и Евангелие. Вы можете меня расстрелять, но я не могу допустить гибели такой редкой вещи. Я не покажу вам ее, пока вы не гарантируете ее полной неприкосновенности».

Начало  операции

«В Боровск я прибыл 6 марта и приступил к предварительным работам по изъятию, - докладывает Богомолов своему начальству, - но фактически приступить было нельзя... 9 марта решили с Предуисполкомом и 4-мя наскоро сколоченными красноармейцами ехать в Пафнутьев Монастырь, там Епископа не оказалось, дело осложнилось, тем не менее приступили к осмотру вместе с представителями верующих, к концу осмотра началась служба, а перед этим вскоре явилась толпа фанатиков человек в 100, начала хулиганить, удалось уговорить и рассеять из монастыря, но работать было не возможно (темно и богослужение), перенесли на утро, 10-го, когда пришли, начали открывать храм, ворвалась толпа, особенно хулиганили женщины, в истерике не давали проходу, вооруженных сил у нас не было, наместник Монастыря помощи не оказывал, является ярым контрреволюционером, имеются сведения об его агитации и провоцировании, вследствие чего также пришлось уйти, меня схватили за шиворот, стрелять было бесцельно, опять уговоры, и уехали без всего».

В Калугу шли телеграммы, как сводки с места ведения боевых действий: «...работать не дают, церкслужбы собирают толпы фанатиков, хулиганят, надо ждать епископа, без него ничего не выходит, пришлось отложить до приезда, иначе приходится брать вооруженной силой... нужны кавалеристы», «подходя к монастырю, нас стала нагонять толпа криком: не допустим грабить святыню, несмотря на это члены РКП в количестве 16 человек вошли во двор монастыря, заперли за собой ворота, но толпа проломала, ворвалися в монастырь, не дали работать изъятию ценностей, зачинщиков арестовано 9 человек».

Свидетель по делу, дежурный комендант Губ. ЧК ГПУ Берваго Г.Ф., дает показания: «Великим постом 1922 (фраза «великим постом» - остатки религиозного сознания в коменданте ЧК - прим. сост.) был направлен по вызову т. Богомолова в Боровск. В храме находилось человек 50, во дворе более 100. На следующий день мы (трое) были отправлены в монастырь вооруженными, с нами было человек 17 комиссаров. По городу шли с песнями, а пройдя большой мост, шли тихо, без песен. У монастыря ждала толпа человек 300, из каковой слышались угрозы по нашему адресу. Внутри монастыря произошли столкновения. Я стрелял вверх и отбивался прикладом. Толпа до 1000 человек».

Чего хотели верующие

Против чего выступали, зачем собралось безоружное народное ополчение? Архимандрит Сергий, обвиненный в том, что умышленно создавал скопление толпы в монастыре, открыл то, что было, пожалуй, у каждого на душе, высказал внутреннюю суть несогласия: «10 марта к 11 часам комиссия прибыла в монастырь. Шла Литургия, было много молящихся. Богомолов просил разойтись толпу, указывая ей, что изъятие необходимо произвести, чтобы спасти от страшной смерти тысячи голодных Поволжья, что он является лишь исполнителем предначертанного центральной властью. Народ гудел - не трогайте икон. Ведь здесь задеты были самые нежные струны народного сердца. Взамен ценностей, какие есть на иконах,  мы соберем продовольствия и отправим голодным. Пока вы соберете эти ценности и продадите за границу, там купите хлеб и доставите голодным, последние поспеют умереть. Народ просил подождать до приезда епископа. Просили долго, настойчиво. Наконец комиссия дала слово до приезда архиерея изъятия не производить. Дали телеграмму еп. Алексею. ... Мудрый старец епископ сделал все, чтобы не допустить верующих до противодействия и уберечь своих пасомых целого уезда от неприятных последствий ослушания. Моя совесть спокойна. С моей стороны не было никакой злой воли кроме служебного долга. Агитацией не занимался». В ходе кампании власть намеренно провоцировала верующих на волнения, задевая религиозные чувства, затем применялась сила, а вождей стихийного сопротивления арестовывали.  Архимандрит Сергий пытался не допустить грабительского изъятия ценностей и одновременно не допустить применение силы против народа.

Продолжение следует.

Послушник

Георгий Грачёв