Газета "Вестник" №18-2012

Всё  -  сердце и судьба.

М.Цветаева.

Жила-была девушка в глухом провинциальном городке, скорее даже в большом селе средней полосы России, носившем, правда, довольно поэтическое название Серебряные Пруды. Прудов там никаких нет и не было. Молва гласит, что весною реки, близ которых находилось это село, разливались, образуя многочисленные пруды, поэтому купцам, везшим товары в Москву, приходилось платить местным перевозчикам серебром. Отсюда и пошло это название.

Девушка была из интеллигентной семьи, много читала, играла в любительском театре, собиралась в Москву поступать в театральное училище.

Но тут приезжает навестить родные места молодой красный командир, который уже командовал полком, воевал на Урале, в Сибири, Польше. На груди 25-летнего красавца два ордена Боевого Красного Знамени - награды,  дававшиеся в те годы редко и лишь за исключительную доблесть. Два «поплавка»  - Академия им. Фрунзе и Восточный факультет. Живет в Москве, направляется на ответственную работу в Китай. А жениться приехал в родные места.

Почему? Может, помотавшись по свету, посмотрев смерти в глаза, понял, что ничего нет ближе своего, исконного, родного. А может, нашел вдруг ту ноту, без которой жизнь не становится песней?

Таким предстал 18-летней провинциалке ее Грей. Я не знаю, говорила ли она, как Ассоль: «Совершенно такой!». «Он не мог потеряться ни в каком окружении, быстрый, порывистый, не ходил, а летал. Особенно меня поразили его волосы, как грива у льва. Даже в комнате, где не было ни малейшего сквозняка, казалось, что в его шевелюре бушует ураган...».

Итак, я не знаю, что ответила Ассоль своему Грею с двумя орденами и тремя нашивками за ранения. Знаю, что через год Валя Павлова стала Валентиной Чуйковой и из полуголодной заснеженной Москвы поехала в Китай, потом в Японию, Хабаровск, Польшу, Куйбышев, Алма-Ату, снова в Китай, Германию ...

Передо мной большая пачка их писем. Первое датировано 1925- м годом, последнее - 1945- м. По ним можно проследить географию их поездок, но очень многого недостает - того, о чем писать было нельзя. О том, как после дипломатического раута ее Грей уходил на конспиративную встречу с агентом, оставив своей Ассоль «малый дипломатический набор» - пачку секретных документов, бензин, спички и часы, по которым она должна была следить за временем и, если он не придет, сжечь все документы и уходить на явочную квартиру, служившую «окном». Оставлял в качестве свадебного подарка браунинг с одним патроном, т.к. все знали, что китайская тюрьма хуже, чем гестапо и Лубянка вместе взятые. Нет в письмах и истории о том, как сама едва не получила пулю от своего суженого, когда, поддавшись вечной игре влюбленных, в одно из его возвращений неслышно подошла сзади и обняла милого за шею, забыв, что имеет дело с разведчиком, у которого выработан рефлекс, что каждый, кто подкрадывается сзади, - враг.

А после Китая, где, по ее словам, впервые узнала вкус настоящего ананаса и мандарина, - голодный, продуваемый всеми ветрами Хабаровск, где из-за отсутствия мыла голову мыли горчицей и за водой приходилось идти к Амуру через весь город.

В страшный 37-й, когда, успокаивая рвущуюся с цепи собаку словами «милый и хороший», едва не подвела  под расстрел и себя и мужа, на минуту забыв, что кличка собаки «Гитлер» и что людская злоба порой намного превосходит собачью.

И снова приехав в Китай, но уже под другой фамилией и якобы впервые, еще раз проявляла свою артистичность, делая большие удивленные глаза при виде хорошо знакомых вещей и выспрашивая на дипломатических обедах названия и рецепты китайских блюд, бледнела и чуть не падала в обморок, узнав, из чего они приготовлены, хотя много раз до этого пробовала подобные чудеса гастрономии.

Или уже после Победы, когда, приехав с мужем в 47-м году на Парижскую конференцию, где французские газеты назвали ее самой красивой и элегантной женщиной России, она заявила: «Пусть генералы гордятся своими победами, а я всегда гордилась званием русской женщины и ни перед кем его не роняла». Такие слова, произнесенные в Париже, наверное, стоили подписанных там договоров.

А что же наш герой, увезший юную провинциалку со словами, что «жизнь с ним - это более, чем театр»? Он скромно работал, а эффект его работы был большим.

И все-таки мне кажется, что самые интересные письма, - это те, что не дошли до нас. Когда в октябре 42-го года армия под командованием Чуйкова защищала Сталинград и после нескольких недель непрерывных боев подверглась решающему и, как казалось, окончательному штурму, генерал-лейтенант, не спавший уже трое суток, отправил младшего своего брата-ординарца в тыл с письмом: «Знай, если эту ночь мы не продержимся, меня уже не будет в живых. Передай это письмо Вале, живым я не сдамся. Если продержимся  - вернешься, отдашь мне это письмо не читая.» Армия выстояла, и письмо не было отправлено. Какие слова могли быть в том письме? Воображение  - великая вещь, да и кадры Сталинградской хроники могут воссоздать фон этой трагедии: горящий город, горящая Волга (были разбиты нефтехранилища, горящая нефть залила реку) с висящими над ней «мессерами» и «штукасами», радиоприемники всего мира, настроенные на волну Сталинграда, и среди всего этого огненного хаоса - трогательный листок бумаги с наспех набросанными словами, среди которых, наверное, были слова «люблю» и «помни»...

В 1976-м году супруги отметили «золотой» юбилей, а в 1980-м Чуйкову исполнилось 80 лет. Многие, глядя на эту пару, сулили им, и искренне, еще много лет жизни. Казалось, «алые паруса» понесут их еще далеко-далеко. Но Бог судил иначе. Капитан не заметил вставший на пути айсберг.

Открылась и стала болеть полученная еще в 1920-м году рана от разрывной пули,  раздробившей плечо. Тогда и жизнь, и руку удалось сохранить. Теперь силы были уже не те. Это было мучительно и безнадежно.

Он знал что умирает.

Он не хотел, чтобы его хоронили в Кремлевской стене. Он завещал, чтобы его прах похоронили в братской могиле на Мамаевом кургане и не ставили никакого памятника. Еще жив был Брежнев, и поступок этот был беспрецедентным. «...Здесь нет ни одной персональной судьбы,  все судьбы в единую слиты!» - могло бы стоять на его могильной плите.

Ассоль ненадолго пережила своего Грея. Ее прах упокоился на кунцевском кладбище, в гробу лежала фотография того, с кем прожила 56 лет и без кого смогла прожить всего 2 года. На ней была надпись: «Эту карточку, Валечка, возьми с собой в могилу».

Даже разделенные тысячями километров, они хотели быть вместе.

Так какой, по-вашему, пробы был их золотой союз?

А.Чуйков