Газета "Вестник" №17-2012

Окончание. Начало в № 16.

Очень возможно, что не одни чудеса апостолов убедили Симона креститься (чудеса дали ему только мысль «купить дар Божий за деньги»), но и та внутренняя сила опытного свидетельства, которая исходила от апостолов, которая невидимыми лучами озаряла все вокруг них.
В них был свет, потому что в них жило добро. И был вечный свет в Том, Кто был совершеннейшим Добром.
А где свет, там нет тьмы могильной, там, верил человек, «не поглотит» его пучина и не затворит над ним «пропасть зева своего» (Пс. 68).
И тот, кто этот свет увидал хоть один раз, уже преодолел смерть, потому что тот видел Христово Воскресение.
Тот нашел то небо, то подлинное небо, которое «состояние», а не место.
Посреди божественного города раскрываются врата внутреннего неба.



VI
Добрые люди не боятся смерти, просто не боятся, не задавая себе вопроса, бессмертны они или нет.
И это опытно говорит о вечной жизни в теле. Страх смерти уходит из любящего сердца в наличности его существования: не только дух не боится смерти, но и тело, весь человек чужд страха смерти, для всего человека умирает смерть.
«Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба».
Как значительны эти слова св. апостола. «Не знаю» - это, во всяком случае, не бессмертие только духа; это иная жизнь всего человека.
И апостол как бы поясняет это:
...есть «тела небесные» и «тела земные».
Дивная вера в преображенную плоть торжественным аккордом звучит в этих словах.
Великий апостол опытно видел Воскресение Господне. Для него оно не было учением «по стихиям мира». Для него это был свет, побеждающий могильную тьму.
В любви, достигшей совершенства, он видел бесконечно больше того, что видел каждый добрый человек.
Все это так просто, все это так ясно, если посмотреть на дело с единственно правильной точки зрения - опыта доброго сердца. Эта великая и таинственная мистика всегда около нас, всегда вокруг нас.
Смерть как факт отрицается каждым добрым делом, каждой жертвой. «Я каждый день умираю»...
Да: эти слова имеют еще и другой смысл:
- Каждый день умирает в нас смерть... А в венце «подвига доброго» торжествующие победные слова:
- Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?
Таков путь, таково восхождение христианской мистики, которая начинается в скромной лепте вдовицы и завершается высочайшим подвигом Креста.
И если лепта вдовицы, если «луковка» уже смерть смерти, то Крест - Воскресение из мертвых...



Чем бы ни представлялся факт воскресения Христа при внешнем воззрении на него, в учении Христа воскресение Его выступает с характером духовного торжества Его дела».
Духовное торжество - опытное торжество. Это - конец пути, это венец удостоверения. Здесь - и чудо, и естественность. Здесь - и тайна, и простота. Здесь - и небо воскресения, и наша такая скромная земля добрых и простых дел.
Мы ищем тайн и чудес! Мы готовы бежать за ними за тридевять земель, «переходить и пропасти, и горы, переплывать и реки, и моря» и стремиться к туманным далям заоблачного мистицизма. А тайна Божия во всей своей дивной и несказанной красоте живет вокруг нас и в нас самих. Она -в «полевых лилиях»; она в лице «земли и неба»; она в «знамениях времен».
И «лепта вдовицы», и «луковка, поданная ребенку», и каждая слеза участия, и каждый вздох любви опытно приближают нас к тайне бессмертия, так приближают, что Церковь даже слово «смерть» заменила словом «успение».
Жене, которая потеряла своего нежно любимого мужа, матери, у которой смерть отняла ребенка, сыну, у которого могила взяла дорогого отца, не поможет никакая философия и никакой оккультизм с его потусторонним бытием.
Но расскажите жене, матери и сыну о том, как любили отшедшие, какое добро они делали, как билось их сердце в ответ на людское горе, и улыбнутся оставленные, и радость заблестит в глазах покинутых. И эта улыбка и радость - великие предчувствия и великие предзнаменования, факты огромного мистического опыта, которые надо только уметь видеть.
В улыбке и радости этой жизнь и преодоление, «попрание» смерти.
И великое понимание в улыбке этой святых и горящих победной радостью слов:
«Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ». Смерть опытно «попирается», упраздняется добрыми людьми. Этот опыт - нить Ариадны из лабиринта сомнений, избавление «от глубоких вод», от быстрого и бурного потока сомнений...



Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа».
Вот и все... всего несколько слов! Но для того, чтобы разум мог исчерпать их необъятное содержание, необходимо несколько тысячелетий.
А мистическому разуму любви это содержание открывается мгновенным, до конца постигающим озарением.
Вечная жизнь - это знание Бога и Христа. «Знать» в данном случае значит любить. В этом нет ничего удивительного, ничего тайного: мы лучше всего знаем то, что любим - это подтверждает ежедневный опыт.
А кто любит  тот знает бессилие смерти. Память о любви умершего смягчает печаль утраты, вырывает у смерти ее жало.
А кто любит саму любовь - тот знает вдвойне, тому черное крыло смерти не заслоняет синей лазури бессмертия.
Любить любовь - это любить Христа, а любить Христа - это знать Его, а знать Его - это знать Бога, а знать Бога значит в совершенстве понять и изжить пророческие слова: «ты не оставишь души моей во аде и не дашь святому Твоему увидеть тления»...
А понять это - только всем сердцем ответить на слова «Христос воскресе!» искренними, полными веры словами - «воистину воскресе!»
Какое простое доказательство! Но в опыте мистического разума любви, при чутком отношении к себе самим, в этом доказательстве, и только в нем одном, найдем мы то свидетельство «в самом себе», которое обладает единственной силой не теоретического, а живого убеждения.
Это доказательство так просто, что его даже трудно формулировать. Оно опознается только нравственной, или эстетической, интуицией. Но кто знал счастье любви и жертвы - тот его поймет.
А кто этого не знал? Кто не подал хоть одной «луковки»? Кто никогда не прощал? Кто никогда не молился?



Прислушаться к тихим и сладким биениям своего сердца, когда оно любит, когда оно отрекается от себя, когда оно жертвует даже немногим, значит услыхать в сердце своем ясные слова: «блаженнее давать, нежели принимать».
Спросить себя, в чем это «блаженство», - получить ясный ответ: в свободе! Дальше идти в анализе души своей, еще спрашивать, еще пытать свое сердце, одно только свое сердце, и никого больше, и, в конце концов, станет совершенно ясным, в какой свободе это блаженство.
В свободе от смерти.
С таким чувством, с таким пониманием, с такими делами любви пусть человек и подойдет к причастию. И тайна Воскресения мгновенно откроется ему.
Мгновенно... но, увы, и на мгновение... И пусть на мгновение! Пусть снова потом придут дни, серые, будничные дни тревог и сомнений, и снова закроется небо тяжелыми тучами ежедневного греха, паденья и позора. Но было мгновение, когда вы видели Воскресшего, когда вы вступили в мистическую связь с Воскресшим.
«Те, которые через причащение божественной плоти Господней удостаиваются вкусить умными устами невидимое, неосязаемое и невкусимое Божество, - одни эти ведают, яко благ Господь»...
Вот слова великого христианского мистика.
Такому человеку не страшен факт смерти, ибо он знает факт Воскресения, ибо он видел Воскресшего.
Как скептика нельзя убедить никакой теорией бессмертия, так, наоборот, такого человека нельзя поколебать никакой философией смерти.
Докажите ему «как дважды два», что в мире только одна царица - смерть, он скажет вам: «я знаю то, что знаю, я вижу то, что вижу, я видел смерть - это правда, но я видел и вижу Господа».
Таковы вершины мистического христианского опыта. Не многим доступны они во всей полноте озарений и боговедения. Но все могут идти к ним, преодолевая каменистые уступы эгоизма, переходя глубокие пропасти чувствительности, разрушая громадные скалы самоутверждения.
И путь, и исход один - это тайна «луковки». Тьмы возлюбленных Богом обретаются в неизвестности...
И как знать, в нашей будничной скромной и трудовой доле, в дыму и грохоте фабрик и заводов, под стук столярного станка, под жужжанье швейных машин, за верстаком сапожника, за работой плотника не совершаются ли часто и часто великие мистические постижения? Такие постижения, при которых человек даже и не поймет, как это так нет Воскресения!
Как знать - сколько миллионов истинных мудрецов произносят святые слова: - Христос воскресе!
Мистический опыт,  - говорят некоторые, - как это все туманно и как это сложно».
Но разве это туманнее философии и сложнее любой спекулятивной системы?
Радий?.. Каким чудом казалось это открытие! Но ведь Кюри не изобрела радия, а только открыла его. Радиоактивность всегда была в жизни.
Мистический опыт? Но разве св. Отцы, которые говорили о том же, хотя и не употребляли слово мистический, изобрели радиоактивность любви?
Она всегда была в доброте и жертвенном подвиге нашего сердца. Мы только «ужасно не духовно понимаем духовные явления».
Если бы мы «духовнее» смотрели и «духовнее» оценивали, - мы давно бы открыли радий нашего сердца и из «доброго сокровища» вынесли бы много доброго.
Мы поняли бы, что мистический опыт любви также прост и ясен, как проста наука, которой мы так заслуженно поклоняемся. Один и тот же метод, один и тот же путь, только различны объекты.
Соедините Н₂ любви и О радости - и вы получите Н₂О божественного ведения.
«Просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна».
«Получите»... докажете, узнаете, удостоверитесь.
При свете «ума Христова» все станет прочным и ясным, все будет примерено, все будет сплетено - все цветы земные и небесные, и любовь, и добро, и красота, и наука - в один венок, в лучезарный венок Воскресения.
И поняв тайну любви, поймем мы тайну знания, поймем, что значат слова:
«Пасха, радостью друг друга обымем»...
И поймем это, и «просветимся торжеством, и ненавидящим нас простим вся Воскресением»...
Потому что познаем мистическую тайну любви и увидим ее во всем: и в чувстве, и в знании, и в воле. Потому что в простоте увидим глубину, а глубину сделаем простою.
И глубина, и простота, любовь, и наука - все в этих двух словах:
Христос воскресе!

В. Лешнюков