Газета "Вестник" №26-2012

«Чувствуя приближение

конца жизни,

Прошу похоронить мой прах на

Мамаевом Кургане в Сталинграде.

Там мои солдаты лежат, там моя кровь пролита».

Из завещания В.И. Чуйкова

Работа над памятником маршалу В.И. Чуйкову в Кузьминках началась задолго до его открытия 6 мая 2011 года. И если быть точным, работа эта и не мыслилась как памятник, ибо не было решительно ничего: не было определены место, не было конкретного задания, не говоря уже о заказе,  не был определен заказчик, источник финансирования - было только желание, некий внутренний позыв. Это была, как говорят литераторы «работа в стол» и именно поэтому, как мне кажется, памятник получился именно таким.   

Существует в иконописи понятие - намоленная икона. То есть сам процесс написания иконы подвержен строгим канонам, пишется обязательно с исполнением строгих ритуалов, в определенные дни, с соблюдением постов, молитвами... В итоге внешне неброское, скромное по размерам изображение наполняется необыкновенной силой воздействия, великим внутренним смыслом, таинством. Так же, как мне мыслится, можно оценить и работу ваятеля. Быть может, это звучит пафосно, но памятник в Кузьминках создавался именно так. И то, что он состоялся и существует - многолетний труд и терпение, стечение благоприятных обстоятельств и закономерных случайностей, словом всего, что человек верующий назвал бы чудом. Как сказал философ, «чудеса происходят, когда рискуешь всем ради мечты, которую кроме тебя не видит никто».       У меня была эта мечта. Родившись в 1946 году, сразу после Победы, я был назван Александром - в честь Александра Суворова, крещен в Потсдамской церкви,  им. святого Александра Невского. Крещен тайно, ибо в те годы такие вещи, мягко говоря, не поощрялись, и еще раз посетил этот храм только в сентябре 2010 года, за полгода до открытия памятника (что это - случайное совпадение?). Прожив первые 7 лет жизни в Германии, я рос среди наших солдат-фронтовиков, окопного братства, тех, кого Юрий Бондарев назвал «самыми честными, чистыми и рыцарски-благородными людьми, которых он знал за всю свою жизнь». Рос в доме, где постоянно видел наших полководцев - командующих дивизиями, армиями и фронтами, друзей отца. Это было поколение великих воинов, которых мне посчастливилось увидеть не на трибуне, не в кинохронике и на страницах газет, а как реальных людей, живых и плотских, на плечи которых история возложила непомерную ношу, великую миссию, которую они вынесли и выполнили с честью. И когда они один за другим уходили из жизни, быстро и незаслуженно забывались, когда не стало и моего отца, я понял, ради чего мне был дарован талант скульптора - донести до потомков их живой облик. И уже в 1985 году состоялась моя первая персональная выставка «Этих дней не смолкнет слава» посвященная 40-летию Великой Победы. В Доме Советской армии три зала, более 40 скульптур. Здесь был первый проект памятника командарму 62-й армии.

Но пришла перестройка, и вектор отношения к Великой Отечественной войне, ее героям изменился на прямо противоположный. Однако, утратив и низвергнув одних кумиров, общество так и не нашло других. Страна жила отрицанием всего, являла собой пустыню, поросшую чертополохом, завезенным с чужих полей. Отчасти это можно было объяснить падением «железного занавеса», проникновением - даже не проникновением, а массовым десантом, духовной оккупацией мифами и ценностями  заимствованными на западе, востоке - где угодно, но только не у самих себя. Мы бездумно и безразлично сдали величайшие ценности и вместе с ними - самоуважение, достоинство, чувство гордости за деяния наших предков и так же пассивно, вяло и бездумно притянули разрозненные фрагменты чужих мифов, которые не могли заменить утраченного. В такой атмосфере отрицания, духовного ступора скульптура - искусство позитива, героики  - оказалась в глубоком кризисе, являя москвичам и миру то чудовищный по размерам и дурному вкусу монумент Петру Первому, то статую генерала  де Голля, в то время как советским, так и российским полководцам места не находилось.         

«Отечество - это не территория, а сумма подвигов». Но подвиги, которым рукоплескал весь мир, герои, их творившие начисто вымараны из нашего сознания. Вся история России, и в особенности век ХХ - величайший по трагизму, насыщенный событиями планетарного масштаба, что дало А. Зиновьеву право говорить - «Москва не столица России,  Москва - столица Истории», представляет собой в глазах нового поколения унылую, бесплодную свалку отживших иллюзий, обманутых надежд и героев не нашего времени. И если бы я не родился во времена, когда слова Сталинград, Берлин являлись синонимами понятий Честь и Слава, если бы в детстве меня не окружали люди, оставившие свои имена на поверженном рейхстаге, то я возможно бы смирился. Но человек жив памятью, а смирение перед лицом подлости означает предательство.

В нашей семье хранится немало памятных вещей, оставшихся от отца. Завещание, написанное его рукой, с наказом похоронить его в Сталинграде, на Мамаевом Кургане и нигде больше. Его письма моей маме, с которой они были односельчане, хотя на него не раз писали доносы, что женился он якобы на польской княгине (первое - 1925-й год, последнее - 10 мая 1945 года из поверженного Берлина). Среди прочего - книга «Закалялась молодость в боях» о гражданской войне, где он в 19 лет командовал полком, получил два ордена Боевого Красного Знамени и тяжелое ранение в плечо на фронте против белополяков. На титуле этой книги надпись: «Моей внучке Кате, автор - твой дед». Всего он написал пять книг, первую еще в 50-е годы о Сталинградской битве - величайшей победе нашего оружия и нашего духа, название коей «Начало пути». Потом были еще две книги о Великой Отечественной войне, о работе в Китае в 40-41 годах, где он был главным военным советником Чан Кайши. Еще планировал и собирал материалы для книг о финской войне, работе в Германии после Победы, работе в разведке, гражданской обороне. Не успел.

Потрясающа энергия и работоспособность этого человека, которому, казалось, Господь даровал сил, хвативших бы на десятерых. Удивительна его судьба - даже то, что мне известно. Гражданская война, учеба в Академии имени Фрунзе - два факультета, 15 лет работы в ГРУ, финская война, Китай, германский фронт, легендарная 62-я армия, путь от Сталинграда до Берлина, отмеченный двумя звездами Героя. Работа в Германии, заместитель, а затем Главком Группы войск, командующий округа, Главком сухопутных войск и - отставка. Не поладил с тогдашним Генсеком, вторгся в область политики, протестуя против гибельной реформы армии, против гибельной политики во взаимоотношениях с Китаем. Начальник ГО СССР, структуры, призванной защищать людей, природу, саму жизнь, доверенную ему, солдату, который всю жизнь учился и учил других совершенно иным вещам. И последние 10 лет, когда я видел его чаще всего, потому что, пока он работал домой приезжал в основном, чтобы продолжать делать то, что не успел на службе с короткими перерывами на сон, редкими часами отдыха. И за эти 10 лет мне открылся другой, еще один Чуйков - любящий дедушка, суровый и мудрый отец. Человек, обладавший качествами, которых я в нем не подозревал - чуткий, порой сентиментальный. Глубоко ранимый, тонко чувствующий. Жестоко страдающий от невыносимой боли в открывшейся через 60 лет ране, в часы бессонницы вспоминавший своих солдат поименно, выбравший погост - братскую солдатскую могилу на главной высоте России грозного 1942 года - Мамаевом Кургане. Большевик с 1919 года, член ЦК, в партбилете хранивший православную молитву.      

«О могущий, ночь в день преврати, а землю в цветник. Мне все трудное легким содей и помоги мне». Эта молитва была с ним в Сталинграде, получил он ее от матери. И хотя это только семейное предание, я в него верю. 

Продолжение следует

А.В. Чуйков