Газета "Вестник" №30 - 2010 г.

 -  Молодые люди, как, по-вашему, эта женщина красива?  -  спрашивает нас на занятиях в Третьяковской галерее  наш преподаватель-искусствовед Елена Александровна Лебединская.
К. Малевич "Черный квадрат"

 Молодые люди, то есть, мы, студенты, рассматриваем женский портрет  восемнадцатого века и вразнобой, но восторженно  восклицаем:

 -  Елена Александровна, она красавица. Да-да, очень красивая1

-   Молодые люди, вы слепые  -  она уродлива. Обратите внимание на этот дегенеративно скошенный подбородок   и на ассиметрию лица. Перед нами портрет  крупнейшей авантюристки, шпионки сразу двух государств, избравшей себе девизом: «Важно не быть красивой, важно казаться ей». И она, действительно, умела пустить пыль в глаза, прослыв красавицей среди слепцов, вроде вас.

Вот так почти на каждом занятии Елена Александровна находила повод укорить нас за слепоту. Рассматриваем, например, натюрморт с персиками, а Елена Александровна вопрошает:

-   Молодые люди,  какой персик на этой картине самый спелый?

-   Елена Александровна, но мы ж их не пробовали!

-  Обратите внимание, мои слепенькие, на этот персик с поклевышком,  а ведь птица всегда  выбирает самый спелый плод. Молодые люди, учитесь видеть!

Три года мы занимались в семинаре у Елены Александровны, и все эти три года она не допускала нас в зал древнерусского искусства  -  к иконам. Вернее, так. На самом первом занятии Елена  Александровна привела нас к   «Троице» Рублева. Волнуясь, встала возле иконы, а мы деловито уткнулись в тетради, готовясь конспектировать лекцию.

-   Господи, они же не на Рублева, а в тетрадки смотрят! -  ахнула Елена Александровна и изрекла сурово.  -  Молодые люди, покиньте зал. Все равно вы ничего не увидите пока.

 -   Елена Александровна, но так же нельзя,  - пробует протестовать Наташа, староста группы.  -  По программе мы должны сначала изучить древнее искусство, ну, весь этот примитив, вроде икон...     

 -  «Примитив»?  -  вспыхнула Елена Александровна.  -  Для них  «примитив»!

Через сорок лет наша Наташа, теперь уже Наталья Михайловна, станет старостой церкви в Подмосковье и однажды горестно скажет:

-  Почему мы так поздно пришли к Богу и блуждали  всю жизнь по пустыне, как те самые евреи из Египта? Я детей не крестила и упустила, муж умер неверующим. Почему, не пойму, я не ходила в храм?

 Сравнение с исходом евреев из Египта здесь не случайно, и опять же рождает вопрос: почему они так долго идут из Египта в страну обетованную? Посмотреть по карте  -  это короткий путь: его и за месяц можно пройти. Но понадобились долгие сорок лет странствий, прежде чем бывшие рабы египтян стали освобождаться от рабской психологии.  А психология эта въедлива, и бывшие рабы еще по рабски ропщут, предпочитая свободе даже смерть  «в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта!» (Исх. 16, 3). Как же созвучны эти сетования с иными высказываниями наших времен:

-  Я категорически не желаю жить при Сталине, когда моего деда  расстреляли,  -  сказал один пенсионер, сторонник восстановления советской власти.  -  Но ведь при коммунистах котлеты были дешевые. Шестьдесят копеек за десяток котлет!

Правда, эти котлеты были серые от избытка хлеба и почти не мясные. А только жива еще тоска по тому идеалу, когда кого-то (но ведь не всех!) расстреляют, зато мы сидели почти что у котлов с мясом и было вдоволь серых хлебных котлет!

Но я не о котлетах, а о том долгом пути из египетского плена, когда многие люди моего поколения, действительно, поздно пришли к Богу.  Дежурное объяснение здесь такое  -  нас не учили этому с детства, и что мы могли знать о Христе? Внешне все так, но внутренние причины гораздо глубже, ибо одно дело не знать чего-то, но совсем другое  -  не хотеть знать. И здесь опять вернусь к урокам Елены Александровны.

 *       *      *      

А. Рублев "Троица" Однажды Елена Александровна сказала:

-  Есть культура народная, есть культура дворянская, а посередке между ними  -  мещанская.

Мы были людьми той самой культуры «посередке», что не только не имеет исторических корней, но и не желает иметь их. Помню бурное студенческое собрание на нашем факультете журналистики МГУ, когда большинством голосов постановили и добились, чтобы из программы обучения был исключен курс церковно-славянского языка.

-   А зачем нам, передовой молодежи,  эта архаика и мертвечина веков?  -  геройствовала на том собрании наша староста Наташа.

Впрочем, что говорить о героях прошлого, если и ныне все то же? «Образованщина», как охарактеризовал это явление Солженицын, неистребима, и вот один недавний разговор. Уговариваю журналиста-однокурсника, написавшего ядовитую антиправославную статью, для начала хоть что-то узнать о Православии и Евангелие прочитать.

-    А зачем мне читать Евангелие?  -  усмехается он.  -  Чтобы стать святошей, как наша Наташка?  Представляешь, возвращаюсь из Нью-Йорка с выставки Малевича и рассказываю Наташке, что вся Америка от «Черного квадрата» Малевича в восторге: «выход в космос», «переворот в живописи», «философия супрематической глубины»! А Наташка в ответ заявляет, что «Черный квадрат» это блеф и сказка про голого короля. Да что она понимает в супрематизме?

 А вот в супрематизме Наталья как раз разбирается и еще в студенческие времена рассказывала нам про «Черный квадрат». Было это так. В Третьяковке проходила выставка Малевича с его знаменитым «Черным квадратом», и Наташа уговаривала Елену Александровну посвятить очередное занятие не живописи девятнадцатого века, а гению двадцатого века Казимиру Малевичу.

-  Так уж и гению?  -  иронизирует Елена Александровна и почему-то не хочет вести нас на выставку.

-   Елена Александровна,  -  продолжает настаивать Наталья,  -  а можно мы проведем самостоятельное занятие по Малевичу?  Я лично берусь подготовить лекцию.

-  Подготовьте,  -   соглашается преподавательница.  -  Но обязательно изучите первоисточники и начните с переписки Малевича с Александром Бенуа, кстати, очень интересным художником и выдающимся искусствоведом.

Две недели Наталья изучала первоисточники, но от лекции на выставке воздержалась  -  обстановка не та. В общем, висит на стене обыкновенный черный квадрат  -  удар мрака, пустышка и скука невыносимая. А вокруг этой пустышки стоит восторженная толпа и, скрывая неодолимую зевоту, натужно  восхищается:

-   Малевич гений, философ будущего века!

-   А вы знаете, что «Черный квадрат» самая знаменитая и самая дорогая картина в мире?

Малевич в моде, и действие вершится, похоже, по Пушкину: «Лихая мода, наш тиран, недуг новейших россиян». Только один человек осмелился сказать, что «Черный квадрат» это блеф, а Малевич был посредственным художником и малообразованным человеком..

-   Вы из какой деревни в Москву приехали?  -  прикрикнула на него тут же величавая дама.

-  Я коренной москвич и, кстати, художник.

-  Вы «совок», а не художник, если не понимаете гения!

Мы, студенты, очевидно, тоже «совки», потому что от «Черного квадрата» почему-то подташнивает.

 -  И правильно подташнивает!  -  говорит наш несостоявшийся лектор Наталья и по дороге в университет просвещает нас.  -  Внимание, цитирую первоисточники. В 1916 году Малевич пишет Бенуа, что его «Черный квадрат»  это «голая икона». Он даже разместил его на выставке, как размещают иконы,  -  в красном углу. Дескать, молитесь, господа, теперь на черную дыру! А Бенуа пишет по этому поводу: «Черный квадрат» в белом окладе  -  это... один из актов  самоутверждения того начала, которое имеет своим именем  мерзость запустения и которое кичится тем, что оно через гордыню, через заносчивость, через попрание всего любовного и нежного приведет всех к гибели».

А гибель, добавлю от себя, действительно близка, ибо за 1916 годом грядет кровавый 1917 год, и его предваряет «Черный квадрат»  -  бой иконе.

Кстати, сама Елена Александровна упомянула о Малевиче лишь однажды, когда мы изучали  Врубеля. Рассказала она нам, что, написав своего «Демона»,  Михаил Александрович Врубель сошел с ума и всю оставшуюся жизнь пребывал в психиатрической больнице.

-  Да и Малевич после «Черного квадрата» тяжело заболел,  -  добавила она.  -   Долгое время не мог ни спать, ни есть, потом стал видеть людей прямоугольными, а себя считал состоявшим из тридцати черных  квадратов. Да, беда  -  квадратное безумие!

Наша седенькая Елена Александровна с грустью смотрит на нас и вдруг говорит:

-   Молодые люди, запомните  -  нельзя пить из мутных источников и плохие книги нельзя читать.

Однажды Елену Александровну спросили, что такое красота, а она ответила:

-  Не знаю. Но у меня тогда сильно бьется сердце.

А еще она подолгу задерживалась у картин великих художников  и говорила при этом:

 -  Перед картиной надо стоять, как перед князем, а иначе рискуешь услышать лишь собственный голос.

Была ли Елена Александровна верующим православным человеком? Не знаю. Но она привила нам любовь к Отечеству и к той православной культуре, без которой России нет. Она учила нас видеть и думать, а не поглощать с жадностью «образованщины» главное блюдо века  -  ложь. Рассказывала  вроде бы о композиции и цвете, а  мы понимали  -  это про жизнь.

Вот мы изучаем парадный портрет, во весь рост, князя Куракина работы Боровиковского.  А у Боровиковского великолепна каждая деталь  -  сияет золотая парча мундира, переливается муар орденских лент и блестят бриллиантовые пуговицы. Драгоценностей так много, что Куракина даже называли «бриллиантовым князем». Князь смотрит на нас откуда-то сверху, с барской снисходительностью  -  свысока, и весь мир, похоже, у его ног.

-  Портрет выполнен в так называемой лягушачьей композиции, - поясняет Елена Александровна.

А лягушачья композиция это вот что. Глаза у лягушки расположены на темени, и когда она смотрит на мир снизу вверх, то былинка кажется деревом, а карлик-великаном. Именно в этой лягушачьей композиции будут потом написаны портреты советских вождей и те статьи о великих мира сего, где нечто ничтожное, серенькое, пошлое  объявляется гениальным открытием. И ведь попробуй хоть что-то возразить, как тебя обвинят в дремучем невежестве. И здесь мне особенно жаль молодых. А в молодости так стыдно прослыть «дремучим», что легче поклониться фальшивым кумирам и в странном бесчувствии жить, как все, уже не рискуя противиться пошлости. К сожалению, искренность в век пиара становится роскошью. И как же трудно научиться смотреть на мир глазами человека, а не глазами болотной лягушки.

Только через три года Елена Александровна повела нас, уже влюбленных в живопись, в зал древнерусского искусства  -  к иконам. Занятие было назначено на внеурочный час. Третьяковская галерея уже закрыта. В зале древнерусского искусства темно. Мы стоим со свечами у иконы Владимирской Божьей Матери, а Елена Александровна вдруг властно командует:

-  На колени!

И мы не то что опустились  -  мы рухнули на колени: это наше, родное. Это то, о чем давно тосковала душа. Почему с такой нежностью и состраданием смотрит на нас, еще неверующих, Божья Матерь с Младенцем? Но сердце бьется так сильно и радостно, что, кажется, выскочит из груди.

Сквозь годы доносится голос Елены Александровны, рассказывающей нам историю иконы. 1395 год  -  войско Тамерлана так стремительно движется к Москве, что нет уже времени собрать ополчение. Днем и ночью открыты все церкви, народ постится, кается, молится, а из Владимира несут в Москву чудотворную икону Владимирской Божией Матери. 15 дней несут икону в Москву, и все эти 15 дней мрачный хан не выходит из шатра, а его войско, бездействуя, стоит на месте. В день же встречи иконы в Москве, свидетельствует летопись, Тамерлану было такое ужасающее видение, что он в панике бежит с русской земли. Вот как об этом сказано в летописи: «Устремися на бег, Божиимъ гневом и Пречистыа Богородици гонимъ».

     Такое же чудо было в 1451 году при осаде Москвы войсками ногайского хана. А в 1480 году было то великое стояние на Угре, после которого Русь окончательно освободилась от татаро-монгольского ига.

 -  Впереди русского войска двое священников несут икону Владимирской Божией матери,  -  рассказывает Елена .Александровна.  -  И, если присмотреться к иконе сбоку, то можно увидеть заметные даже после реставрации следы выбоин  -  следы стрел. Ордынские лучники отличались меткостью и стреляли прямо в сердце человека. Но тут они стреляют в икону Божьей Матери, потому что это сердце Руси.

Сама лекция теперь уже помнится смутно, но запомнилось обжигающее  чувство  -   в час смертельной опасности для родной земли мы пойдем умирать со святыми иконами, а не с «Черным квадратом» Малевича. Это наша земля, наше Отечество, и мы плоть от плоти его.

С этой лекции, прослушанной при  свечах, любовь к иконам была уже неодолимой.

 *      *     *

К сожалению, наша студенческая юность пришлась на те хрущевские времена, какие называют жизнерадостным словом "оттепель". В обществе оживление: разоблачен культ личности Сталина и хотя бы изредка печатают запрещенные ранее книги. И одновременно оттепель была той трагедии для православных,  когда за несколько лет  взорвали и уничтожили свыше шести тысяч церквей. Репрессии жесточайшие  -  за нательный крестик выгоняли из института. А Хрущев похвастался на весь мир, что в 1980 году он покажет по телевизору последнего попа.

Помню, как уезжала из райцентра и купила на вокзале у двух подвыпивших мужичков  старинную икону Владимирской Божьей Матери. Икона была завернута в окровавленную тряпицу, и я спросила, откуда кровь.

-   Дак сегодня ночью нашу церкву взорвали. Солдат нагнали, войска  -  оцепление. А Гришка-юродивый прорвался сквозь оцепление и побежал иконы спасать. Только выбежал из церкви с иконой, как взрыв страшенный, и юрода убило. Ну, мы икону потом подобрали. Говорят, чудотворная была. Мать, ты дашь нам за нее на бутылку, чтобы Гришу-мученика помянуть?

И сразу  вспомнилось, как ночью в гостинице мы проснулись от взрыва и в страхе выбежали на улицу:

-   Что  -  война началась?

Издалека плохо видно, но на месте взрыва так ярко светят прожектора, что вдруг увиделось, как взлетает в небо дивный Божий храм, а возле церкви падает на землю юродивый, прикрывая икону собой. Потом   прожектора отключили,  и стало слышно, как заплакали женщины.

С той поры в мой дом стали приходить иконы, рассказывающие о страданиях русской земли. За каждой иконой стояла своя история.

Нина Павлова

Продолжение

в следующем номере.