Газета "Вестник" №51 - 2013

Продолжение. Начало в №№27-41

Узнав о военном бунте, Государь решил отправить в Петроград генерал­адъютанта Н. И. Иванова с чрезвычайными полномочиями для восстановления порядка. Одновременно он распорядился, чтобы с трех фронтов было отправлено по две кавалерийских дивизии, по два пехотных полка из самых надежных и пулеметные команды. В этот же день он принял решение вернуться в Царское Село. Покидая в столь критический момент Ставку, где были сосредоточены все нити военного управления, Государь терял непосредственный контакт с армией и фактически передал власть в руки ген. Алексеева, вполне полагаясь на верность и верноподданность старших военачальников. Это решение, как показал дальнейший ход событий, оказалось роковым.

Рано утром 28 февраля Государь отбыл из Могилева и весь этот день провел в пути. В ночь на 1 марта, в 150 верстах от Петрограда, Царские поезда были остановлены, так как следующая станция якобы была занята мятежниками (эти сведения, как выяснилось впоследствии, были неверными). После неудачной попытки пробиться в Царское Село другим маршрутом, Государь решил ехать в Псков, где находился штаб командующего Северным фронтом ген. Рузского, куда он прибыл вечером того же дня.

Вечером 1 марта Совет рабочих и солдатских депутатов издал знаменитый приказ №1, подрывавший все основы дисциплины в армии и флоте, но утвердивший авторитет и популярность Совета среди солдатской массы, особенно в тылу. Русская армия как боевая сила перестала существовать.

В тот же вечер Государь имел продолжительный разговор с ген. Рузским, который добивался согласия его Величества на ответственное министерство. Государь возражал спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения: «Я ответственен перед Богом и Россией за все, что случилось и случится». Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена и высказал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый же кабинет, все люди неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей (Русская Летопись, кн. III, Париж, 1922). Этот разговор явился моментом происшедшего у Государя психологического перелома, когда у него появилось ощущение безнадежности. Фактически, при той позиции, которую занимали Рузский и Алексеев, возможность сопротивления исключалась. Будучи отрезанным от внешнего мира, Государь находился как бы в плену. Его приказы не исполнялись, телеграммы тех, кто остался верным присяге, ему не сообщались. Государыня, никогда не доверявшая Рузскому, узнав, что Царский поезд задержан в Пскове, сразу поняла опасность. 2 марта она писала: «А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать?» И, действительно, не было ли это осуществлением, хотя и в несколько измененном виде, давно задуманного плана Гучкова, состоявшего в том, чтобы захватить по дороге между Царским Селом и Ставкой Императорский поезд и вынудить отречение, не останавливаясь в случае необходимости даже перед применением силы (Письма Царской Семьи из заточения,  стр. 32).

Наступил роковой день 2/15 марта. В ходе своего разговора с Рузским Государь дал согласие на ответственное министерство. В 3 ч. 30 м. утра тот сообщил Родзянко, что Государь поручает председателю Думы составить первый кабинет. Этот последний ответил отказом, указав, что требования революционеров идут дальше и что ставится вопрос об отречении Государя Императора от престола. К этому времени «ген. Рузский действовал уже явно как сторонник революционеров». Той же ночью он своей властью распорядился прекратить отправку в Петроград верных присяге войск для подавления мятежа. Такой же приказ был отдан Ставкой, т.е. ген. Алексеевым, командующим двух других фронтов. Затем Рузский передал Алексееву свой разговор с Родзянко. Слова Родзянко были немедленно подхвачены Алексеевым. В 10 ч. утра он по своей инициативе разослал циркулярную телеграмму всем командующим фронтами, в которой, изобразив положение в Петрограде в ложном свете, просил их, если они согласны с его мнением, срочно телеграфировать свою просьбу Государю об отречении. К 2ч. 30м. дня ответы всех высших начальников действующей армии были получены: все они присоединялись к предложению Алексеева. Измена оказалась поголовной. В новейшей литературе эту измену часто называют «генеральским бунтом», так как в Ставке и в штабах командующих фронтами примеру своих начальников почти сразу последовали многие штабные генералы, занимавшие менее видные должности. Старшие военачальники, в том числе пять генерал­адъютантов, изменив воинской чести и долгу присяги, оказались в одном лагере с петроградской чернью. Расчет начальника штаба и его единомышленников был правильным: этот решающий удар сломил последнее сопротивление Государя. Все эти лица просили Государя отречься от престола «ради блага Родины», «спасения России» и «победы над внешним врагом». Особенно тяжелое впечатление произвела на Государя телеграмма его дяди, старейшего члена Династии, вел. кн. Николая Николаевича, который «коленопреклоненно» умолял Государя отречься от престола. Ознакомившись с содержанием услужливо поданных ему телеграмм, Государь ни минуты более не колебался и уже в 3 ч. дня дал согласие на отречение.

Первоначальный текст отречения Государь написал в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, но позднее в тот же день, после продолжительного разговора с лейб­хирургом Федоровым о здоровье Наследника, он передумал и решил отречься в пользу своего августейшего брата великого князя Михаила Александровича. Этим Актом он не нарушал свою присягу Помазанника Божьего и не упразднял самодержавный монархически строй, но лишь подчинялся всеобщему требованию своего окружения уступить трон, «ради блага и спасения России», следующему по старшинству члену Династии. В тот же день в Петрограде Милюков объявил в Таврическом Дворце, перед случайным сборищем людей, об образовании Временного Правительства. О том, насколько правильно Государь оценивал создавшееся положение и окружавших его людей, свидетельствует короткая запись, ставшая исторической, сделанная им в своем дневнике в этот роковой день: «Кругом измена, и трусость, и обман».

На следующий день, 3 марта, Государь вернулся в Могилев. В последующие дни он был занят отданием последних распоряжений.

Во всех повелениях и действиях Государя, предшествующих отречению или последовавших за ним, как в фокусе собраны все четыре главные стороны духовного облика Николая II: религиозность, горячая вера в Бога; воля, не резкая, но спокойная, настойчивая и несдающаяся; тонкий и большой ум и пламенная любовь к России.

«Отрекаясь, он ушел не «хлопнув дверью», а с величием Царя, с молитвой христианина, с мудростью правителя и с волей героя духа. С всепрощающей любовью к Родине сделал он все, чтобы облегчить России ближайшие последствия отречения» (Н. М. Тихменев. Духовный облик Императора Николая Второго. Издание Союза Ревнителей Памяти Императора Николая II. США, 1952. Стр. 11).

Вот что пишет об этом «старый профессор» кн. Д. В. Оболенский в своем очерке, посвященном Государю: «Он сделал все от него зависящее, чтобы обеспечить своим преемникам успех в борьбе с внешним врагом и внутренними беспорядками. Понимая отлично, что регент не будет иметь того авторитета, как Император, что лица, способствовавшие перевороту, всегда будут бояться возмездия со стороны сына низложенного Императора, Николай II отказался в пользу брата. Мало того, он указал брату путь сближения с народным представительством (присяга конституции, ответственный кабинет). Он дал приказ армии и флоту бороться до конца за Россию вместе с союзниками и повиноваться Временному Правительству (без этого приказа многие офицеры не присягнули бы этому правительству). Он назначил Верховным Главнокомандующим вел. кн. Николая Николаевича, а председателем Совета министров - кн. Львова, которого Государственная Дума намечала на этот пост, именно для того назначил, чтобы оставшиеся верными Государю могли со спокойной совестью подчиниться тем, кому повиновением обязал их сам Государь» (Кн. Д. В. Оболенский. Император Николай II. Изд. Союза Ревнителей Памяти Императора Николая II. Париж, 1958).

В этих действиях Государя проявились исключительное благородство его души, самоотверженная горячая любовь к Родине и отсутствие какого бы то ни было тщеславия и себялюбия.

После отречения, в скорбный и трагический час прощания с личным составом Ставки, т.е. своего штаба, Государь сказал: «Сегодня я вижу вас в последний раз; такова воля Божия и следствие моего решения» (Н. М. Тихменев, стр. 4).

Общеизвестны его слова: «Если России нужна искупительная жертва, я буду этой жертвой» (Ibidem.). И еще: «Я берег не самодержавную власть, а Россию" (Ibidem. ), - сказал он другу семьи графу Фредериксу.

4­го марта Государь пришел в последний раз в генерал­квартирмейстерскую часть для принятия доклада генерала Алексеева о положении на фронтах. Вот что говорит об этом докладе ген. К­ий, присутствовавший на нем: «Спокойно, внимательно слушал Государь ген. Алексеева, который вначале волновался, спешил и только через несколько минут, под влиянием вопросов Его Величества, замечаний и указаний, стал докладывать как всегда. Государь припоминал фронт поразительно точно, указывая на части войск, фамилии начальников и характерные особенности того или другого места боевой линии. А ведь она тянулась чуть ли не на 3000 верст!

«Я не мог оторвать от Царя глаз, - говорил ген. К­ий, этот сдержанный и холодный человек. - Сколько должно было быть силы воли у Государя, чтобы полтора часа слушать в последний раз доклад о великой войне. Ведь Государь, нечего скрывать, относился к боевым операциям не только сознательно, но он ими руководил и давал указания ген. Алексееву. И все это оборвать, кончить, помимо своей воли, отлично понимая, что от этого дела наши пойдут хуже». «Только перед тем, как оставить всех нас, Государь как будто взволновался и голосом более тихим, чем всегда, и более сердечным сказал, что ему тяжело расставаться с нами и грустно в последний раз быть на докладе, «но видно, воля Божия - сильнее моей воли» (Ставка Верховного Главнокомандующего. Два приказа Государя Императора Николая II. Рассказ очевидца. «Русская Летoпись», кн. I. Париж, 1921. Стр. 168­169).

Продолжение следует.

Е. Е. Алферьев.

Из  книги  «Император

Николай II как человек

сильной воли»